Чудотворец наших времен

Владыка Иоанн шел по той части Шанхая, где теснились торговые лавки, ресторанчики, заведения сомнительного назначения. Подобрав подолы одежды, по узкой улице спешили люди, перепрыгивая через лужи. Все торопились укрыться от дождя, но, минуя владыку, обязательно косились на него. Он приходил сюда не в первый раз, и видели его тоже не впервые.

И все же не могли привыкнуть и к его черной рясе, и к овальной вещице[3], которая висела на цепи, опускаясь на грудь, с изображением на ней какой-то женщины. И его головной убор был слишком непривычен – похож на перевернутый котелок с прямыми стенками. А позади еще зачем-то прикреплена к обоим концам длинная черная материя[4].

Улица, мощенная давно стершимися камнями, с выбоинами, с ямками, заполненными водой и грязью, жила привычной для нее суетой, заботами о пропитании и плотских утехах.

Кривоногий рикша со своей повозкой догнал быстро идущего владыку, засеменил рядом.

– Господин, а господин, садись, подвезу, – рикша улыбался, морща скуластое худое лицо.

– Сколько раз говорил, что не буду на тебе кататься, – рикша приставал к владыке всякий раз, когда тот приходил в этот квартал Шанхая.

– Дождь, господина, а ты босой. Заболеешь.

– Я-то здоров. А сын твой?

– Спасиба, господина! – ответил рикша по-русски. – Большой спасиба!

Месяц назад владыка был у рикши дома. Просила прихожанка кафедрального собора Богоматери «Споручница грешных». Говорила, что этот китаец сильно страдает из-за болезни сына, что врачи не могут помочь мальчику. А рикша хороший человек – не раз выручал русских соседей, когда у тех не было даже лепешки.

Владыка пришел к больному мальчику, крестил его, причастил. Потом молился около его постели около часа. Ушел, сказав, чтобы иконка Богородицы, которую он принес из храма, была с мальчиком все время. И еще сказал, что сын рикши выздоровеет.

Так оно и произошло.

– Господин, я тебе ботинки купил. Посмотри, – и он достал из повозки ботинки, показал их владыке. Ботинки были потерты, не один раз подбиты, но все же годились для носки.

– Хорошие ботинки, – владыка связал шнурками правый и левый ботинок, перебросил их через плечо. – Спасибо, Иоаким, – рикшу звали Ким Ли, но владыка сказал, что теперь рикшу будут звать Иоаким. А сына его, Хе, теперь зовут Херимон, что значит «радующийся».

– В воскресенье жду в храме, – сказал владыка. – С сыном. А сейчас я спешу, до свиданья.

– До свиданья! – сказал по-русски Ким Ли, он же Иоаким, радостно улыбнулся и поклонился.

Владыка свернул в боковую улицу, где грязь доходила до щиколоток, и ему пришлось подобрать полы рясы.

Здесь стояли окраинные дома, дальше начиналось голое поле, но владыка не остановился, лишь ускорил шаги. Он спешил в дом для умалишенных, который расположился в тридцати километрах от Шанхая, и сейчас решительно двинулся по тропе среди голого поля, чуть ли не побежал… И не потому, что дождь усилился, а ветер подул сильнее, но совсем по другой причине.

Владыка, особо почитавший Тихона Задонского за его духовные труды, дал приюту имя великого святителя

Еще ночью, стоя на молитве, он встрепенулся, будто услышал что-то. Окончив молитву, он встал с колен.

Его комната располагалась в приюте для мальчиков, который владыка назвал во имя святителя Тихона Задонского. Святитель этот особую свою святую заботу проявлял к детям, лишенным родителей. Владыка, особо почитавший Тихона Задонского за его духовные труды, дал приюту имя великого святителя.

Сбоку от рабочего стола, всегда заваленного деловыми бумагами, а большей частью письмами с просьбой о помощи, стояло глубокое кресло, в котором владыка отдыхал и дремал. Еще с Битоля он приучил себя не спать и никогда не ложился в кровать – ее в Шанхае у него вообще не было.

В красном углу помещались иконы, по стенам фотографии. Сбоку стоял аналой с лежащим на нем Евангелием и крестом для исповедей, которые он часто принимал в этой своей комнатке.

Больше здесь ничего не было.

Именно в это время в палате, где лежала полная молодая блудница, соседки, потеряв всякое терпение, стали кричать и звать на помощь – нервы у них были на пределе.

Дело заключалось в том, что полная белокурая больная стонала сначала не так громко. Но потом стоны перешли в крики. Она повторяла: «Владыка Иоанн! Владыка Иоанн! Зовите его сейчас же! Зовите!»

И так снова и снова, несмотря на все увещевания.

Напрасно ей говорили, что теперь ночь, что идти до владыки далеко. Немного успокоилась, когда ее обманули, сказав, что послали за владыкой. Наступил рассвет, и она принялась снова громко, надсадно кричать.

Владыка между тем под проливным дождем пересекал голое поле.

У длинного деревянного дома, огороженного дощатым забором, он остановился. Подергал за шнурок звонка.

К двери в ограде подошла пожилая сторожиха, русская, с усталым, тяжелым лицом Была она массивная телом, грузная и, видать, обладала хорошей силой.

– Владыко! – искренне удивившись, сказала она. – А мы вас разыскивать хотели!

– Знаю.