– Мое дело – послушание, – прерывающимся голосом сказала графиня и встала.
– Вот и правильно.
Из приюта они вышли, когда стемнело. До портового района добрались без происшествий. Но когда пошли по узким улицам, освещенным лишь луной да редкими кострами, у которых грелись какие-то люди – то ли воры, то ли бездомные, – Маргарита Николаевна почувствовала страх. Владыка же шел совершенно уверенно. Как будто знал, куда именно надо идти.
Вот повернули в какой-то узкий проулок.
Перед ними оказался китаец в стеганом халате. Голова его была обмотана чем-то вроде полотенца. Лицо хорошо видно – редкие усы и бороденка, узкие глаза. Китаец стоял так, что закрывал собой мусорный бак, на котором, как успел заметить владыка, лежал тряпичный сверток.
Китаец недобро улыбался.
Владыка выхватил из сумки, которую нес, бутылку водки.
– Дам тебе, – сказал он по-китайски. – А это возьму себе, – он показал на сверток.
Китаец минуту раздумывал. Протянул вперед дрожащую руку.
Отдав бутылку, владыка подошел к мусорному баку.
Китаец, взвизгнув, убежал в ночь.
– Идите сюда, – позвал Маргариту Николаевну владыка.
Она подошла, раздвинула тряпье. Лунный свет упал на личико младенца.
Она взяла его на руки, прижала к груди.
– Господь нам даровал это дитя, дорогая Маргарита Николаевна.
Графиня не ответила, лишь убыстрила шаги. Страх прошел, но возникло беспокойство за ребенка, – как бы с ним чего не случилось.
На одной из портовых улиц, когда, казалось, они уже миновали самые разбойные переулки, перед ними выросли, словно из-под земли, два человека. Они шли в обнимку и пошатывались. Владыка сразу определил, что это матросы.
– Гляди! Священник! – сказал один.
– И женщина! – сказал другой.
– Новорожденный, – ответил владыка матросам по-английски, поскольку они говорили на этом языке. – Вот, выпейте за его здоровье! – и он вынул вторую бутылку водки из сумки.
– О!
Матросы рассматривали бутылку.
Владыка подошел ближе к ним.
– Ребенку холодно. Торопимся домой, друзья.
Один из моряков обдумал слова владыки и стал снимать бушлат.
– Закутайте!
– Выпьем! – сказал другой. – Его здоровье!
И он ловко откупорил бутылку и сделал несколько глотков прямо из горлышка. Передал бутылку товарищу. Тот повторил то же, что сделал первый, и протянул бутылку владыке.
Владыка взял бутылку и, к ужасу Маргариты Николаевны, тоже сделал глоток из горла.
Отдал ее морякам.
Маргарита Николаевна вернула бушлат моряку.
– Вас не пустят на корабль, возьмите.
Матрос подумал с минуту, взял бушлат и передал подержать товарищу. А сам стал снимать с себя матросскую тельняшку.
Пришлось ее взять, плотнее закутать младенца.
Моряк поднял бутылку над головой и помахал ей, прощаясь, как флагом.
– Счастья!
Больше происшествий с ними не произошло, и они благополучно добрались до приюта.
Утром, после литургии, когда владыка пришел в приют, он сразу понял, что произойдет что-то неприятное, похожее на скандал.
Так оно и случилось.
В вестибюле он увидел Маргариту Николаевну с заплаканным лицом.
– Вас ждут, – сказала она, вытирая глаза платком.
– Кто?
– Все. Собрались в зале.
Уже понимая, что будет крупный разговор, он прошел в зал, где проводились различные торжественные мероприятия. Увидел, что собрались, наверное, все работники приюта.
Он прошел вперед, встав перед ними – маленький, в заплатанной рясе. Ботинки на нем были те, что подарил рикша, – теперь изрядно поношенные, стоптанные.
Владыка снял очки, протер их, надел, глядя детскими своими глазами на сподвижников, которые, похоже, взбунтовались.
– Знаю, знаю, что вы хотите сказать. Есть нечего, а он еще одного ребеночка подобрал. Так ведь радоваться этому надо, родные мои. У нас появился еще один сын. Что же до продуктов, то они у нас будут, Господь не оставит.
– Да откуда они будут? – грозно сказала повариха Настя. – С неба упадут?
– Ну да, Настасья, с неба. Надо лишь усердней молиться.
– Владыка, всему есть предел. И терпению нашему тоже! – сказала учительница математики и других точных наук. – Невозможно на детей смотреть! Видеть их лица, глаза! Это ужас какой-то!
– Что нам надо в первую очередь, Настасья? – обратился владыка к старшей поварихе.
– Хотя бы немного овсянки.
– Хорошо, будем просить овсянку.
И он вышел из зала, прихрамывая на правую ногу, – она у него была короче левой. Прежде он носил ортопедическую обувь, но сейчас было не до заказов специальной обуви.
Поднявшись в свою комнату на втором этаже, он закрылся и стал на молитву.
Часа через два у дверей приюта остановился грузовик. Из кабины вышел приличного вида господин и подошел к входной двери, уверенно позвонив. Господин одет был в пальто с меховым воротником, в кепи с наушниками, в зимние, на толстой подошве, башмаки.
Открыла ему Маргарита Николаевна, случившаяся в вестибюле.
– Прошу прощения, – сказал господин. – Кто-нибудь у вас говорит по-английски?
– Да. Что вам угодно? – ответила Маргарита Николаевна, разглядывая господина.
– Мне сказали, что здесь приют для бездомных детей. И содержит его церковь.
– Совершенно верно. Настоятель собора и директор приюта архиепископ Иоанн. Как прикажете доложить?