Чудотворцы

Это получился совсем небольшой дом, простой квадрат с крышей, крытой тростником, с одной большой комнатой и навесом, прилепившемся к ней. Под навесом он соорудил глиняный очаг и стол, за которым будет сидеть его семья. Их уже было трое, а станет еще больше, он в этом не сомневался. Пришел Симон, по прежнему потерянный и мрачный и охрой написал над порогом слова Книги. Навес подпирали два деревянных столба и еще четыре послужили основанием для стен. Дерево добывал Сефи в Иерихоне, отправляясь туда по ночам с верными людьми и ведя переговоры с какими-то темными личностями, то ли идумеями, то ли эллинами, которые поставляли ему контрабандные материалы. Вот на один из этих столбов он и оперся сейчас рукой, выйдя подышать свежим воздухом. И вдруг произошло то, во что трудно было поверить, он дернулся и почти что отдернул руку, но удержался в самый последний момент. Не может быть, подумал он, мне показалось! Но нет, ему не показалось и сейчас он снова ощутил то легкое покалывание, тайный знак силы, который до сих пор проявлялся лишь в Храме и Ковчеге. Это же всего лишь маленькое временное пристанище, это же не Храм! Это даже не тот дом, который я когда-нибудь построю в Иудее! Но это твой дом, значит твой храм уже не только в Храме и не только в тфилот. Теперь он здесь, под крышей твоего дома. Нет, ближе, намного ближе! В душе? Не знаю, пока не знаю. И он вошел обратно в свой дом, потому что там заплакал его сын.

Натанэля, и не его одного, очень беспокоил Симон, осунувшийся и ко всему безразличный. Здесь, в прииорданских болотах возникал город, носящий его имя, а он как будто не замечал этого. В другое время он бы горячо и язвительно возразил бы против увековечения своего имени, но сейчас ему было все равно.

– Надо что-то предпринять – сказал Натанэль на совете – Иначе он сгорит, просто сожжет сам себя.

Совет проходил в небольшом доме Сефи, уже почти готовом. Пришел Натанэль, пришел Йонатан, в углу Дикла укачивала маленького Ариэля, шепотом напевая ему колыбельную. Симон не пришел, углубленный в свое горе.

– Есть только один выход – сказал Сефи.

Все вопрошающе смотрели на него и даже Ариэль перестал плакать.

– Выкрасть…

– Но… – начал было Йонатан и замолк.

– Конечно я – сказал Сефи – Кто же еще? Натанэль не пойдет, он не умеет делать то, что умею я.

– Что это я не умею делать? – возмутился инженер.

– Например, тихо резать глотки – отрезал Йонатан – К тому же ты нужен на строительстве стен и машин. Пойдет Сефи и пойдет с теми, кого сам выберет.

И не ожидая возражений, он вышел в темень ночи. Вслед за ним вышел и Натанэль, бросив виноватый взгляд на Диклу. Вечером того же дня, Сефи и двое его воинов тихо и незаметно ушли в сторону Иордана.

Прошло несколько дней и Натанэль услышал как Дикла плачет. Он только пришел со строительства стен и, даже не успев помыть руки в корыте, застыл, услышав женский разговор.

– Не плачь, пожалуйста, не надо – упрашивала Шуламит.

– Я тихонечко – шептала Дикла сквозь слезы – Дети не проснутся.

– От слез молоко бывает горьким.

Непонятно, откуда Шуламит может знать такое, подумал Натанэль.

– Я так поздно прозрела и наконец обрела его. А теперь он ушел и кто знает, вернется ли?

– Ты его любишь?

– Да! – Дикла почти выкрикнула это свистящим шепотом.

– Тише, тише! Твой пошевелился… Нет, показалось.

– …Мне кажется, я его всегда любила. Жаль, что поняла слишком поздно.

– Не поздно. Совсем не поздно. Я ведь тоже не сразу…

– Не сразу что?

– Неважно…

– А у тебя бывает так, что все замирает от страха и тошно в животе, когда он уходит?

– У меня все замирает, когда он приходит! Но не от страха и не в животе, а ниже.

Обе женщины весело засмеялись.

– Т-с-с, тише…

– И все же я боюсь, когда он уходит. Ты знаешь как дрожат ноги и не хватает воздуха в груди?

– Знаю… Но они всегда будут уходить.

– Всегда?

– Да, на то они и мужчины! А нам остается лишь их ждать. Пожалуйста, не рассказывай мне, как трудно ждать. Я знаю, не сомневайся. Ты не поверишь, но когда он уходил с Иудой, я знала, что он идет на смерть. А ведь я могла бы его становить: показать живот, забиться в истерике, плакать… плакать. И тогда бы он остался, сломленный и пустой изнутри. А потом он бы никогда не простил себе, так бы и жил терзаясь и сжигая себя. Вот и пришлось его отпустить. Ох, как это было нелегко. И он ушел, а мне оставалось ждать, ждать так, чтобы он вернулся. И он вернулся, значит я правильно ждала. Ты знаешь, я научилась не сразу, но теперь я спокойна. Ты тоже привыкнешь.

– Вот ты сказала "правильно ждать", а как это? Надо молиться?

– Можно и молиться… Ну конечно же, надо молиться. Но одного этого мало, надо еще.... Даже не знаю, как сказать… Например, жди так, чтобы не прогоркло молоко в груди.

Они снова тихонько засмеялись.

– А вообще-то это не передать словами. Но ты почувствуешь и обязательно поймешь.

Он спрятался за огромной вязанкой хвороста и проводил глазами Диклу, которая уходила с младенцем на руках, вытирая слезы, но уже не плача. Наверное она думала о том, как научиться "правильно" ждать. А он думал о том, какая у него мудрая жена…