Чудовища, рожденные и созданные

Берег сегодня покрыт пеной, закручивающейся вдоль кромки воды. Море бушует, будто призрак, подстёгиваемое штормом, усиливающим ветер. В поднявшейся после второго состязания суматохе это было не так очевидно, но продолжавшиеся целый месяц треволнения стихии достигли кульминации. Вчера прошёл небольшой дождь. Если завтра во время гонки снова польёт, если марилени почуют соль в воздухе, нам всем грозит опасность.

Пускаю Златошторм рысью, хватаясь за пучки волос под плавником-гривой. Рога высоко поднимаются над макушкой.

Гвалт острова ревёт в небе за утёсом, стражники рассредоточиваются по территории. Если попадусь им на глаза, слушать они не станут.

Арестуют и меня.

Так что продолжаю гнать Златошторм. С каждым её прыжком задаюсь вопросом, как мне вытащить Эмрика. Как объяснить родителям, где он.

Если брат погибнет, его кровь будет на моих руках.

Златошторм переходит на галоп, ей не терпится ускориться. Мы движемся по воде к краю утёса, холодные брызги обдают меня. Затем поворачиваем, и я сжимаю её бока.

Воротниковый плавник опасно вздымается, но она не расправляет его.

В следующий миг Златошторм кидается вперёд.

Сквозь синхронно ревущую воду.

Запахи – песка и моря, дыма и металла – смешиваются между собой, меняя окружающий ландшафт, проносясь сквозь бушующий ветер. Проходим под древними арками, бывшими здесь ещё до того, как эмпирейские старейшины ступили на острова Офира. Чешуя Златошторм трётся о мои ноги, о тыльную сторону ладоней. Мчась так быстро, без седла, я вынуждена напрягать мышцы бёдер, но не сдаюсь.

Златошторм бежит.

Я лечу.

Начинаю реветь.

Думаю о брате, запертом в холодной камере. Чем дольше он там пробудет, тем меньше шанс, что я когда-нибудь увижу его снова. Его будут пытать. Что, если Эмрика сошлют в шахты Кар Атиша? Притворятся, что этого не делали, чтобы мы бегали к судье назначать новые свидания, пока однажды я не упаду на улице по пути в магистрат с прошением освободить брата, бесполезно колышущимся в руке.

«Нет, моя мать не будет ждать, когда её ребёнок возвратится из моря».

Разве всё, что я делаю, не ради семьи? Как могу спасти Лирию, но потерять Эмрика? Такое не должно происходить. Нужно найти брата. Он вышел из Террафорта, где ему ничего не грозило, ради меня. Я должна вернуть его домой.

Горько рыдаю, представляя себе худший из сценариев.

Мне нужен план, но не знаю, с чего начать. Папа с мамой и так заняты Лирией. Спасение Эмрика ложится на меня.

Только когда выплакала все слёзы, лицо обдаёт холодом. Меня наполняет новая энергия. Я не сдамся.

Шум над нами, кажется, изменился. Вместо вымеренных шагов слышим разрозненный треск. Короткий и отрывистый. Знакомый.

Обхватываю плавник-гриву Златошторм, увлекая её назад. Она всхрапывает, затем прыгает к скалам. Оказываемся наверху в считаные секунды.

И тут понимаю, звук чего слышала: потрескивание полыхающего огня.

Далеко на другой стороне проспекта языки пламени лижут воздух у края квартала рядом с ареной. Церемониальный шатёр – из тех, в которых проводятся небольшие ярмарки для детей во время гонки славы. Традиция съёмщиков. Несколько палаток рушатся одна за другой, игрушки внутри горят, как чучела, изысканные шоколадные конфеты тают, гротескные тени вырастают высоко в небо.

Златошторм замедляет ход, поверхность чешуи отражает багровое пламя.

Весь горизонт Солонии охвачен волной огня. Словно нас окружает не океан, а красно-золотые всполохи. Происходящее отличается от ночи восстаний, когда беспорядки не выходили за определённые рамки и не было никаких стражников, потому что тогда протестовали земельщики.

Сегодня ночью ловят мятежников. Уже не осторожничают, не перестраховываются.

Сотрясающие небо выкрики «Долой богов, долой земельщиков» поднимаются, словно жуткие чудища. Мятежники оказывают сопротивление. Всюду вокруг Террафорта вспыхивают стычки, вздымаясь подобно океанской волне. Никогда не видела, чтобы «Ковчег свободы» отстаивал свою позицию настолько рьяно.

Грядут перемены.

Мимо проносится зарешечённая телега. В заднюю её часть погрузили нескольких парней, и места для других ещё предостаточно. На головы надели чёрные мешки, руки связаны вместе. Они из тех, кто пропадает с улиц. Из тех, про которых все говорят, что их скоро освободят. Из тех, о ком вы никогда больше не услышите.

Вроде соседа Крейн, сына Ремиды.

Повозка грохочет по улице, как зверь, наевшийся досыта. К кварталам съёмщиков. Возможно, в неё погрузят других обречённых. Что, если Эмрик среди них?

– Эмрик! – кричу я.

Устремляюсь за телегой. В отчаянии. Топот Златошторм сотрясает землю.

Но затем переулки разветвляются, и повозка пропадает из виду. Чем дальше скачем, тем отдалённее звуки, будто телегу проглотил остров. Мчусь по каменным подворотням. Прямо перед нами стена. Должно быть, добежали до конца. Если повернём сейчас, окажемся…

Серебряные арки мерцают высоко в ночи, на долю секунды в изгибе отражается оранжевое пламя.

Застываю.

Краб-косарь громко верещит.

Как он вырвался?

Или его выпустили?

Отдёргиваю Златошторм назад. Стараясь не шуметь.