Чудовище 4 (СИ)

Ялли пыталась было после этого случая составить свод нового домостроя, но никак не могла уравновесить своё внутреннее состояние. Пролитая ею кровь будоражила её день ото дня, в ней росло раздражение, давали себя знать обиды на мужчин, которые никак не проходили. Её как будто жгло изнутри. И это была не только обида — в ней тлели угли демонского, что ещё не угасли.

И она высмотрела себе новую жертву. Это был молоденький помощник садовника — весёлый смешливый юноша, по внешнему виду чем-то напоминавший Каруна. Каждый раз, когда Ялли прогуливалась по саду в размышлениях о том, как ей следует управлять своим княжеством, он приостанавливал работу, не в силах оторвать восхищённого взгляда от красавицы-княгини.

И однажды он был замечен Ялли. Но он даже не подозревал, какой бедой это ему грозило.

Она приказала отвести молодого человека в павильон омовения для слуг, хорошенько отмыть его душистым мылом и одеть в новые одежды, затем препроводить его в её опочивальню.

Поняв, что прекрасная княгиня выбрала его, помощник садовника чуть не обезумел от счастья, он даже терял дар речи, задыхался, у него кругом шла голова.

Он был готов стать рабом Ялли за то, что она так его осчастливила.

И не посмел перечить, когда, уже в спальной, княгиня выразила желание заняться с ним любовью, но так, чтобы он был привязан к стулу. Юноша с готовностью и охотой подчиняться, позволил ей крепко связать себя, сидя на стуле, так, что не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

И даже не сразу понял намерения красавицы, когда в руке её оказался длинный остро отточенный нож…

Она приблизилась к юноше, который продолжал по-идиотски улыбаться и уже готовилась провести лезвием ножа по его горлу, но внезапно её насторожил звук открывающейся за её спиной двери.

— Кто посмел? — в ярости прокричала она. — Кто-то ищет себе беды?..

Она резко обернулась и оцепенела в изумлении. Гнев её в считанные секунды трансмутировал в растерянность и испуг. На пороге спальной стоял её сын.

Карапуз, которому не было и трёх лет, но ростом был с десятилетнего, не отрывая взгляда больших сиренево-синих глаз, вопросительно смотрел на неё. На нём не было другой одежды, кроме набедренной повязки — одежду ему мешали носить веточки и сучки, торчавшие из него. Веточки венком выступали и из его головы, покрытой белокурыми кудряшками — такими же, как и у его матери.

Чем старше становился Дан, тем меньше у него оставалось желания ограничивать своё пространство покоями матери. Он желал гулять по всему дому и Ялли приняла решение не запрещать ему это, опасаясь, что содержание его в ограниченном пространстве помешает ему быть счастливым. Но в спальную матери без разрешения ему было входить запрещено. Мальчик нарушил запрет и едва не стал свидетелем страшного зрелища — как его мать совершает убийство.

Ялли спешно спрятала нож за спину.

— Сынок, — она постаралась говорить как можно мягче и ласковей, — разве ты забыл, что прежде, чем войти в спальную мамы, следует спросить разрешения?

— Нет, мамочка, я не забыл, — ответил мальчик, — но мне сейчас приснился такой страшный сон!

— Какой сон, сыночек?

— Мне приснилось, что ты меня убила!

Ялли вскрикнула от ужаса и пальцы за её спиной разжались. Нож со звоном упал на каменный пол.

Дан также испуганно закричал и сделал шаг назад.

Ялли постаралась улыбнуться:

— Чего ты испугался, глупыш? Это всего лишь нож, чтобы резать фрукты! Неужели ты думаешь, что мамочка могла бы тебя убить? Мамочка никогда не убьёт тебя, никогда! — она начала приближаться к сыну. — Мамочка очень любит тебя!

— Ты во сне зарезала меня!

— Но ведь это всего лишь сон, только сон! Что такое сон? Это ничего, ровным счётом ничего! — она протянула к нему руки, но мальчик не спешил в её объятия. А когда она попыталась его коснуться, он вдруг сорвался с места и побежал прочь.

Ялли прижала ладони к вискам. ” — Как же странно всё это! — подумала она, ощущая, как в её голове начинает пульсировать внезапно появившаяся боль. — Не схожу ли я с ума? Какое совпадение — я пыталась убить этого человека, но мне помешал сын, которому приснился такой необычный сон! Нет, я, наверно, схожу с ума! Что я творю! Всё это не предвещает ничего хорошего!»

Она хлопнула в ладоши, вызвав служанку и приказала освободить привязанного к стулу юношу, а затем прогнать подальше от усадьбы, чтобы духу его не было.

Она с трудом разыскала Дана, умудрившегося забраться на чердак. Ей стоило большого усилия уговорить его, чтобы он не боялся её и позволил ей подойти к нему и помочь ему слезть с чердака. Она отвела его в детскую и, положив в колыбель, долго укачивала, распевая колыбельные, но малыш никак не засыпал, слёзы лились из обоих его глаз ручьями.

— Как же я могу убить тебя, если я тебя родила? — говорила она. — Ведь я вынашивала тебя здесь, здесь! — она гладила свой живот.

Внезапно её осенило.