Чудовище

И как будто в ответ на мой немой вопрос она сказала: - Я была бы счастлива остаться здесь навечно.

- Я хочу, чтобы ты была счастлива.

- И я счастлива.

После завтрака мы надели наши парки, ботинки и пошли на улицу.

- Я сказал Уиллу, что мы будем учиться в основном по выходным, - сказал я, - как и повелось здесь с момента появления первых поселенцев. Ты все еще жаждешь битвы снежками?

- Конечно, но можем мы сначала кое-что сделать?

- Все, что угодно. Я к твоим услугам.

- Никто и никогда не лепил со мной снеговика. Ты можешь показать мне, как это делается?

- Ну, прошло уже достаточно времени с тех пор, как делал это в последний раз, - сказал я.

И это была чистая правда. Сейчас я едва мог вспомнить времена, когда у меня были друзья, если они вообще у меня были.

- Во-первых, нужно слепить маленький шарик – в этом и заключается самая сложная часть – постарайся не кинуть его в меня.

- Ясно, - она слепила снежок. - Упс! - он полетел мне прямо в голову.

- Я же говорил, что это самое сложное.

- Ты был прав. Я попробую еще раз. Она слепила еще один, и опять кинула его в меня.

- Прости.

- О, да это уже война, - я набрал немного снега. Варежки были мне не нужны, а моими лапами было очень удобно лепить снежки. - Я чемпион мира по боям снежками. - С этими словами я метнул в нее снежок.

Дальше все переросло в тотальную всеразрушающую войну снежками, которую, кстати, выиграл я. В итоге, она слепила последний снежный шарик и передала его мне, чтобы я начал лепить снеговика.

- Замечательно, - сказал я. - К концу зимы мы станем опытными ледовыми скульпторами.

Хотя на самом деле мне хотелось сказать: «Я тебя люблю».

- А теперь катай его по земле, чтобы он стал больше, - сказал я. - Когда он станет таким большим, что его можно будет поставить, то это и будет его нижняя часть.

Катая его, она стала налеплять на маленький шарик больше снега. Ее щеки порозовели, зеленые глаза, оттененные зеленой курткой, которую я подобрал для нее, сияли.

- Вот так?

- Да. Только нужно почаще менять направление, иначе он получится овальный, а не круглый.

Она послушалась и стала крутить им в разные стороны, оставляя на снегу еле заметные следы глубиной в полметра. Когда шар увеличился до размеров пляжного мяча, я присоединился к ней. Мы стали катать его вместе, плечом к плечу.

- А вместе у нас хорошо получается.

Я ухмыльнулся.

- Еще бы.

Мы одновременно поменяли направление, и катили его до тех пор, пока нижняя часть не была закончена.

- Средняя часть – самая коварная. Шар должен получиться достаточно большим, и в то же время достаточно легким, чтобы его можно было поставить на нижний.

В результате у нас получился отличный снеговик, потом мы слепили еще и снежную бабу, потому что никто не должен быть одинок. Мы сходили к Магде за морковкой и другими принадлежностями для снеговика.

И когда Линди приделывала морковку, она сказала: - Адриан.

- Да?

- Спасибо, что привез меня сюда.

- Это самое меньшее, что я мог сделать.

На самом деле мне хотелось сказать: «Останься. Ты не моя пленница. Ты можешь уйти в любое время, останься просто потому, что любишь меня».

На этот раз я не стал на ночь запирать входную дверь. Я не сказал Линди, но, думаю, она увидела, у нее же есть глаза. Я рано пошел в свою комнату, лег на кровать и стал прислушиваться, в надежде услышать ее шаги. Я знал, если она станет открывать дверь, если я услышу это, я не пойду за ней. Если она должна быть моей, она сделает это по собственному желанию, а не потому, что я ее принуждаю. Я не спал, а таращился на электронные часы и считал минуты. Часы показали полночь, затем час ночи. Шагов я так и не услышал. В два часа я, по-звериному бесшумно, прокрался в коридор и направился к ее комнате. Дернул за ручку, и, наверное, не заслужил бы ее прощения, если бы она меня застукала.

На двери был замок, и я решил, что, скорее всего, она закрыта. Поначалу, еще в Бруклине, она устраивала целое представление, когда запирала дверь, на случай, если я попытаюсь войти и сделать - как она это называла - «что-нибудь втихушку». Потом она перестала так делать, но я предполагал, что дверь она по-прежнему запирала.

Но дверь оказалась открытой. Замок не стал преградой, и сердце мое ушло в пятки, потому что я знал: если дверь открыта, значит, она ушла. Она ускользнула, когда я задремал. Открыв дверь, я обнаружу, что она ушла. Моя жизнь кончена.