Чудовище и чудовища

– Я знаю. Просто такое чувство, что этот запах пропитал меня насквозь. Я уже даже не помню, как от меня на самом деле должно пахнуть.

– Мне больше нравилось, когда пахло как обычно, – вздохнула Тэми.

– Ох уже этот божественный мужланский аромат, да?

– Ой, не преувеличивай, – огрызнулась она, – просто ненавижу эту моду на хитро выведенные духи, которыми обливаются все, кому не лень. Мне гораздо больше нравится настоящий запах человека.

– Видимо, ты никогда не бывала в мужских раздевалках, – рассмеялся тейна матэ.

– Как-то не довелось, но всё равно не вижу ничего плохого в природных процессах организма. К тому же, в крайнем случае всегда можно помыться, а все эти химозные «изысканные» ароматы потом ещё два дня стоят в носу.

– Ну да… Хотя когда я был ребёнком, у нас даже ванных не было, так что помыться было той ещё привилегией.

– Правда? Как же вы справлялись?

– Ходили в баню где-то через день.

– В общественную? – скривилась Тэми.

– Ну да…

– Какой кошмар! Я бы так не смогла!

– Да ладно тебе, – умиротворённо улыбнулся Такута, – в этом было своё очарование. С десяток сумасшедших мужиков собирается в одном помещении, и твоей главной задачей становится хорошенько помыться, не схлопотав банным веником по заднице!

– Ты всё ещё отвратителен, – рассмеялась Тэми.

– Я знаю, – Такута ехидно оскалился и отхлебнул чая из фляги, поперхнувшись и округлив глаза, – это с чем у тебя чаёк?

– Рисовая водка, – оскалилась Тэми, – а то знаешь – все эти бесконечные нервные дни с чудовищами и студентами… Даже не знаю, что хуже.

– Ох уж этот тошнотворный запах дома, – Такута слегка зажмурился и сделал ещё один глоток.

– Скучаешь по востоку? – Тэми склонила голову набок.

– Может, немного, – пожал плечами Такута, – я любил это место, но никогда не смог бы стать там тем, кем являюсь. Да и в конце концов, Мара – всё-таки не совсем южный город, и здесь всё ещё чувствуются наши традиции.

– Какие, например?

– Ну, скажем, водка, сносящая крышу всем не приученным к ней, – рассмеялся тейна матэ.

– Эй, ну я же серьёзно!

– Ладно-ладно, – Такута подавил смешок, – манера говорить, еда, музыка. Недавно даже слышал песню, которая мне очень нравилась в детстве.

– Это какая?

– Я не певец, – смущённо ответил Такута, – но та, что про чашу из черепа. Как там было? «Ты не был ни умён, ни добр, мой милый друг, но с благодарностью тебя я вспомню в этот час – твой череп, что забытым мог бы гнить в сырой земле, пришёлся замечательным сосудом для вина»…

– О, Двенадцать, эти сумасшедшие восточные песнопения! Неужто у вас там все такие мрачные, что только о тьме, да костях поёте?

– Ну вы-то тоже их поёте, раз постоянно в трактирах звучат! И вообще, по-моему, они очень даже остроумные, хоть и мрачные. Но ты знаешь, я и сам не слишком-то позитивный. К слову, этим мне восток всегда и нравился – люди там, может, и простые, но видят по-своему тонкую философию даже в печальных и тёмных вещах.

– Как будто у нас мир недостаточно тёмный, – вздохнула Тэми.

– Он всегда был тёмным и всегда будет. Но мне ли тебе напоминать, что к свету всегда выходили те, кто прекрасно это понимал, но всё равно видел проблески даже в самой кромешной темноте?

– Не поспоришь, – тихо проговорила Тэми.

– Раз ты нашу музыку не любишь, что же тебя вдохновляет? Южные клоуны со своими «бравыми» балладами о боях и гордости?

– Ты меня недооцениваешь, – мрачно покосилась на него Тэми, – мне западная культура нравится. Будто океан тихо шумит под окном. «Я смотрю за полётом чаек над синей водой. Ведь я тоже когда-то летал?», – процитировала женщина, прикрыв глаза.

– Легко, наверное, стихи писать, когда под окном океан шумит, – задумчиво заметил Такута.

– По-моему это уже какая-то национальная особенность. Каждый уважающий себя житель Охайи должен мечтать уехать к океану, – рассмеялась Тэми.

– Ну да. Это только мы с тобой мечтаем о зловонных пещерах, лабораториях с трупами и стенах Академии с особо «одарёнными» студентами. Да и преподавателями не менее одарёнными…

– Эй! – Тэми толкнула его в бок.

– Да ладно тебе, даже я слышал, как профессор Ма’Хитэ целый курс вывез на раскопки, и только спустя полдня понял, что ошибся руинами.

– Ой, с этого даже спросить нечего, – усмехнулась Тэми, – но стоит отметить его находчивость – студенты до последнего не понимали, как он прокололся!

– Это лишь оттягивало неизбежное, – Такута в последний раз отхлебнул из фляги и передал её Тэми.

На несколько минут в библиотеке воцарилась тишина. Тэми неподвижно сидела, запустив руку в волосы Такуты и рассматривала непостижимо высокие своды потолка. Свет массивных люстр поигрывал на старых витражах окон на самом верху. Такута же прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной, и вскоре снова услышал мягкий голос Тэми.

– Как она? Я же знаю, что ты даже сейчас о ней думаешь, – отметила женщина.

– Поправляется, – Такута улыбнулся её проницательности, – всё прошло лучше, чем я думал. Конечно, повязки не особо жалует, но хоть недолго они всё же держатся.