— Все в порядке, теперь ты можешь смотреть, — тихонько воркую я. Он крепче обхватывает себя руками, и я гадаю, что, черт возьми, видел этот бедный ребенок. — Я обещаю.
— Обещаешь? — спрашивает он, глядя на меня.
— Это как клятва. Способ сказать, что я не лгу, но более серьезный, — объясняю я.
— Ты обещаешь? — Он придвигается к краю клетки. — Обещаешь помочь мамочке и мне?
— Обещаю. — Я киваю. — Даже если это будет последнее, что я сделаю.
— Почему? Почему ты хочешь нам помочь? Мама говорит, что люди нас ненавидят.
— Не все люди. Я не ненавижу вас. Я собираюсь помочь вам, потому что это правильно. Ваш вид заслуживает существования больше, чем мы, и вы заслуживаете свободы и счастья. Вы заслуживаете тех же прав, что и все, включая людей.
— Ты любишь нас. — Он серьезно кивает.
Это заставляет меня усмехнуться.
— Да, я люблю ваш мир и ваш народ.
Он снова кивает.
— Хорошо. Они возвращаются. Надеюсь, мы еще увидимся. Обещаю. — Это так очаровательно, что я стараюсь не заплакать, когда отворачиваюсь. В комнату заходят охранники. Мою одежду оставляют в лаборатории, а меня быстро торопят обратно в камеру и запихивают внутрь, где рычит и машет руками вышагивающий Акуджи.
Он поворачивается и бросается ко мне, заключая меня в свои объятия. Он говорит так быстро, что я не могу его понять, но я ничего не могу с собой поделать, я разрыдалась. За ребенка. За его мать. За его отца. За всех детей и людей, которым причинили боль. За то, что он сделал со мной. За то, как они прикасались ко мне и обращались со мной. За наше прошлое и наше будущее.
Я плачу обо всем, а Акуджи обнимает меня, гладит по спине и воркует, а потом садится и укачивает меня на коленях. Я чувствую, как гнев охватывает его тело, чем дольше я плачу, но я не могу его остановить. Каждая капля, каждая слезинка только усиливает решимость, которую я чувствую в его теле и сердце.
Когда я, наконец, заканчиваю, я изнемогаю и устало поднимаю голову. Мой монстр утирает мои слезы, очищая для меня лицо. Его глаза полностью красные, но они меня не пугают.
— Никто и никогда больше не заставит тебя плакать, пара, — рычит он. — Они все умрут за каждую твою пролитую слезинку.
Я не могу не улыбнуться.
— Ты всегда говоришь самые приятные слова. — Он целует меня так нежно, что слезы грозят пролиться. — Но ты не можешь убить всех на свете за то, что я плачу.
— Хочешь поспорить, моя малышка? — урчит он.
В этот момент я полностью, на сто процентов влюбляюсь в монстра, который держит меня на руках.
Откусывая от сладкого хлеба, я шепотом объясняю план своему монстру. Он сидит спиной к двери, чтобы не дать им войти снова, его ноги по обе стороны от меня, а его хвост прижимает меня к себе. Я смотрю, как Аку вгрызается в сырое мясо, не обращая внимания на струйку крови, стекающую по его подбородку, пока я сосредоточена на плане.
— Нам нужно сделать так, чтобы они увидели меня первой, чтобы охранники не смогли вырубить тебя, как в прошлый раз. — Он рычит на это напоминание, и его глаза вспыхивают красным, поэтому я похлопываю Акуджи по ноге, прежде чем вернуться к еде.
— Хороший план, человечек, — соглашается он, вытирая рот и слизывая кровь с подбородка своим длинным раздвоенным языком. Я не могу не наблюдать за этим движением. По какой-то причине мне становится жарко, и чем дольше я смотрю, тем больше разговоров вылетает у меня из головы. — Ария? — спрашивает он. Моргнув, я виновато перевожу взгляд на него, но он только ухмыляется, обнажая клыки. — Ты чего-то хочешь, малышка? — мурлычет Акуджи, опускаясь на колени и переползая через меня.
Я падаю назад со смехом и сжимаю его плечи, когда он делает жим и нежно целует меня. Аку проводит языком по губам, лаская и потирая их, словно вылизывает мою киску.
— Нам нужно бежать, — пискнула я, но закончила со стоном, когда наши языки переплелись.
Целоваться с монстром с клыками - это искусство, и самое сексуальное, что я когда-либо чувствовала, особенно когда он обвивает хвостом мою ногу и широко раздвигает их, заставляя меня ахнуть. Рубашка задирается вверх, и он с лукавым взглядом скользит по моему телу.
Я должна остановить его. Нам нужно сбежать, сосредоточиться...
Черт!
Акуджи скользит языком по моей киске, и все протесты угасают на устах, когда наслаждение взрывается во мне. Я часто и прерывисто дышу, когда он одной когтистой рукой впивается мне в бедро, а хвостом обхватывает другую, заставляя меня шире раздвинуть ноги.
— Акуджи, — умоляю я. Он встречает мой взгляд своими темными глазами в тот самый момент, когда он по-хозяйски прижимается ртом к моей киске. Я вскрикиваю, вжимаясь в его рот, и со злобным звуком Аку перестает ласкать мою киску и захватывает клитор. Наслаждение только растет, приближая меня к разрядке. Я напрягаю бедра, пытаясь сопротивляться, испытывая смущение от того, что за нами наблюдают, но он втягивает клитор в рот, и я забываю обо всем.
Аку чередует ласки и сосание, пока я не начинаю кричать, двигая бедрами в такт его ласкам.