Чудовищный секрет Авроры 2, или Магистра не гладить!

У меня было столько планов! Кто теперь размножит моих шмырлов? Кто убережет Сажельку от клыкастого Сафора?

– Не доживешь, – согласился он, аккуратно притрагиваясь губами к горячему, как раскаленный металл, лбу. Наверное, я снаружи совсем красная была. То-то он глядел так настороженно.

– Может, у дриад есть хоть какой-то способ это остановить? – я на автомате потянулась к дерзко поднятому вороту белой рубашки и заломила его вниз. И этот гоблин поддался дурацким допотопным модам.

– У дриад, может, и есть, – пробурчал он. – Глаза закрой. И не открывай. Слышишь? Не открывай, княжна… Даже если очень сильно захочется…

Я послушалась. Сил сопротивляться не было. Да и какая разница, с открытыми глазами умирать или с закрытыми?

Чужие губы накрыли мои. Аккуратно, нежно и как-то… знакомо. Все вдруг ощутилось таким правильным. Таким уютным, нужным. Родным и привычным.

Все, что секунду назад казалось ошибкой, злой шуткой Судьбы, внезапно обрело смысл. И заключилось в этих твердых губах, осторожно ласкающих мои.

– Еще, пожалуйста… – взмолилась, когда он оторвался. Все внутри звенело от жажды, которую могли утолить только эти прикосновения.

Холодные губы принялись покрывать мои щеки быстрыми поцелуями. И там, где они отмечались, жар отступал. Магия какая-то. Шурхово волшебство.

– Так лучше?

– Еще… еще…

Не открывая глаз, я потянулась за новым поцелуем, без которого, казалось, сейчас же рухну замертво. Но он отстранил меня за плечи.

– Подожди, княжна. Я не так силен, как кажется, – его голос совсем осип. – Только не так. Не здесь…

Я возмущенно всхлипнула: в тело снова вернулись жар и боль. Быстро обвила крепкую шею руками и сама нашла его губы. Мне нужно. Плохо мне, умираю!

– Вот ведь напасть…

Он снова обрушился на мой рот поцелуем. Требовательным, отчаянным. Жадным. И я ответила. Не могла не ответить.

Его дыхание стало тяжелее, надрывнее. Прикосновения больше не несли прохладу, словно и ему передалась моя горячка. И жажда стала взаимной.

– Во что ты нас втягиваешь, девочка? – отчитывал, сминая ткань блузки на лопатках. – Куда ты все время торопишься, Карпова?

Сознание уплывало, напоследок нашептывая глупую, ненужную мысль, что в происходящее закралась какая-то ошибка… неточность… странность… Но она тут же расплавилась, отдав все внимание ощущениям, которые с закрытыми глазами волновали особенно остро.

– Так предначертано, да? – бормотала в его щеку, покрытую щекотной порослью.

Бунта внутри больше не было. Как и сомнений. Все тело резонировало дрожью: «Так правильно, правильно, правильно…». Оно не спорило, оно нуждалось. Пошатывалось, тряслось от непроходящего жара и искало надежной опоры.

– Я не верю в предопределенность, – прохрипели мне в ухо, обнимая и прижимая к себе.

– Я и сама не верила, но вот… я здесь.

– Ты здесь, – заторможенно повторил он. И тяжко выдохнул. – Свалилась на мою голову.

– Ты говорил, это надо принять, но внутри меня все бунтовало, сопротивлялось этой мысли, – шепотом призналась я, чувствуя, как его проворные пальцы бегут по пуговицам блузки, выуживая те из петель. – Но теперь… Когда ты меня…

Он жарко поцеловал мое оголившееся плечо, и мысль улетела. Растворилась в темноте пустой мансарды.

– А что ты сам здесь искал?

– Возможно, одну занозу? Ты мое наказание, Карпова, – ворчал он, ставя губами влажные печати на ключице, на шее, за ухом. – А может, мое спасение. Не открывай глаза. Пообещай, что не откроешь.

– Обещаю. Ой!

Подумала, что падаю, но на самом деле взлетела. Меня подхватили на руки и, тяжело сопя, куда-то потащили. Я прижалась теснее к твердой груди: с ней было надежно и понятно. И даже умирать не страшно.

– Где эта шурхова комната?

– Откуда мне?..

Он ногой распахнул первую попавшуюся дверь. Внес в темноту, затормозил, давая привыкнуть глазам. Прошел дальше и опустил меня на груду чего-то мягкого и расползающегося подо мной во все стороны.

Больше напоминало склад подушек, чем действующую комнату для свиданий, но… Похоже, нас обоих лишили хоть какого-то выбора. Боги, что я натворила!

Я позволила себе нарушить слово и немного приоткрыла глаза. Или здесь вовсе не было окон, или их сто лет назад завесили ставнями, но темень стояла непроглядная.

Я едва могла различить силуэт, возвышавшийся над пылающей мной и импровизированной подушечной горой. И то лишь потому, что на нем была белая рубашка, после снятия пиджака обрисовавшая примерный контур высокого мужчины.

Но и тот спустя минуту растворился в темноте, стоило белоснежной ткани упасть на пол.

Лава внутри снова начала кипеть, отдаваясь ломотой повсеместно, и я тихонько застонала. Обычно я терпеливее и молча сношу страдания, но этот бесконечный жар совсем измотал.

– Стало хуже? – обеспокоенно прохрипела тень.

– Словно меня засунули в плавильный котел, – пожаловалась шепотом.

– Ты не держишь слово, Карпова, – недовольно проворчал он. – Впрочем, как и я… Закрой.

Я послушно зажмурилась. Хотя разницы было немного – и так, и эдак чернота.