Читаем Чукотка полностью

Шум стихает, и Тает-Хема предлагает гостям снять кухлянки, сложить их в классе и садиться на скамьи, расставленные в зале.

Но предложение ее не встречает сочувствия. Один чукча, высокий, с обветренным лицом, встает и говорит ей:

— Смотри, сколько людей здесь. Такого множества гостей не собиралось даже у самого богатого оленевода. Если одежды сложим вместе, два дня потом будем разбирать, искать каждый свою.

— Правильно! — слышатся голоса.

— Когда нам станет жарко, кухлянки снимем, положим под себя, сидеть будем на них.

В президиуме собрания занимают места председатель местного совета Аттувге, кочевник, спустившийся с гор, две женщины-чукчанки, Андрей Андреевич, Николай Павлович и Таграй. Они двигают стульями, садятся за стол. Аттувге берет колокольчик и сразу же начинает звонить. Опоздавшие торопливо занимают места на скамьях. Ульвургын сидит вместе со стариком Тнаыргыном. Рядом с ними — доктор Модест Леонидович.

И хотя Ульвургын давно смирился с тем, что он не председатель, но теперь, поглядывая на Аттувге, он, видимо, захотел опять быть председателем. Где-то в глубине души у него было скрыто недовольство, которое выводило его из обычного равновесия. Он знает, что теперь он капитан. Но сейчас зима, капитан зимой, когда нельзя плавать, все равно что ружье без патронов.

— Сколько праздников я звонил в колокольчик, — не выдержав, говорит он с чувством сожаления. — А теперь вот звонит Аттувге.

— Ульвургын, в жизни всегда бывает так, — говорит ему доктор. — Одни уходят, другие приходят. Одни умирают, другие нарождаются.

— А я разве умер? Нет, я живой. Я совсем не умер. Я еще долго могу звонить.

Доктор молчит, видимо обдумывая: как же все-таки разъяснить ему? И он решает немного слукавить.

— Ульвургын! Когда я был помоложе, я тоже был председателем. Потом мне сказали: «Ты хорошо, говорят, знаешь докторское дело. Иди лечи народ. Председателем мы поставим молодого, подучим его». Я сказал: «Правильно!» — и согласился. Ведь и Аттувге в Петропавловске-на-Камчатке учили на председателя. А вот посади его на «Октябрину», — глядишь, и не сумеет управлять шкуной.

— Нет, не сумеет, — сказал Ульвургын и, засмеявшись, хлопнул доктора по спине. — Мы с тобой, доктор, оптьма[51].

— Да да, Ульвургын, все равно одинаковые.

Старик Тнаыргын повернулся к Ульвургыну и тоже сказал:

— Ульвургын, у каждого народа есть свои обычаи. Обычай русских выбирать молодых — неплохой обычай.

Аттувге громко зазвонил в колокольчик. И когда водворилась тишина, он сказал:

— Товарищи! Слово для рассказа о революции предоставляется Андрей Андрею, товарищу Горину.

Андрей Андреевич в новой военной форме взошел на трибуну. Ученики зааплодировали. Вслед за ними зааплодировал весь зал.

Андрей Андреевич говорил по-чукотски. Он долго рассказывал, как зарождалась революция, как проходила гражданская война, кто руководил революцией и как теперь строится новая жизнь.

В зале было душно, но никто не ушел с места даже покурить. Люди сидели на своих одеждах и слушали про революцию. Они слушали это уже не в первый раз. Но разве к хорошему рассказчику они не приходили в ярангу послушать хотя бы и то, что не раз слышали?

Потом выступал доктор с воспоминаниями и тоже рассказывал про борьбу людей за лучшую жизнь.

Когда доктор закончил, Ульвургын встал со своей скамьи и крикнул:

— Андрей Андрей! Я тоже хочу сказать воспоминальное слово!

— Товарищ Аттувге, можно мне ответить? — спросил Андрей Андреевич и тут же обратился к Ульвургыну: — Товарищ Ульвургын! Не я слово даю на этом собрании. Слово дает председатель Аттувге. Видишь, я сам прошу у него.

Ульвургын без всякой надобности провел рукой под носом и после некоторого замешательства спросил:

— Ну что же, Агтувге, сказать, что ли, мне воспоминальное слово?

— Ты хочешь рассказать, Ульвургын?

— Да, — коротко ответил он.

— Слово предоставляется нашему самому первому капитану самой первой шкуны «Октябрина», товарищу Ульвургыну. Проходи сюда, Ульвургын.

Вразвалку, неуклюжей, казалось ленивой походкой Ульвургын направился к трибуне. Он залез на сцену, оглядел всех, опустил голову, будто что-то припоминая, и сказал:

— Каждую зиму в этот праздник мы приезжаем сюда слушать рассказы. Рассказывают, что такое было на Большой Земле. Вот доктор рассказывал, Андрей Андрей. Когда я был председателем — другие рассказывали. Каждый раз и мне хотелось рассказывать. Но молчал я. Теперь я залез вот сюда. Ну, говорить, что ли, мне?

— Говори, говори, Ульвургын! — закричали люди. — На то и праздник, чтобы говорить.

— Ну хорошо. Сейчас я буду говорить.

Помолчав немного, он начал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кузькина мать
Кузькина мать

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова, написанная в лучших традициях бестселлеров «Ледокол» и «Аквариум» — это грандиозная историческая реконструкция событий конца 1950-х — первой половины 1960-х годов, когда в результате противостояния СССР и США человечество оказалось на грани Третьей мировой войны, на волоске от гибели в глобальной ядерной катастрофе.Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает об истинных причинах Берлинского и Карибского кризисов, о которых умалчивают официальная пропаганда, политики и историки в России и за рубежом. Эти события стали кульминацией второй половины XX столетия и предопределили историческую судьбу Советского Союза и коммунистической идеологии. «Кузькина мать: Хроника великого десятилетия» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о движущих силах и причинах ключевых событий середины XX века. Эго книга о политических интригах и борьбе за власть внутри руководства СССР, о противостоянии двух сверхдержав и их спецслужб, о тайных разведывательных операциях и о людях, толкавших человечество к гибели и спасавших его.Книга содержит более 150 фотографий, в том числе уникальные архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Виктор Суворов

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное