Чукотка

Разорванные буквари, перемешанные с вереском, запылали в костре. По тундре пошел запах горящей бумаги. Пастухи, подражая Араро, с отвращением зажали носы и перешли на другую сторону.

— Араро, пусть я вернусь с тобой и сам прогоню его из своей яранги, — сказал Чомкаль.

— Поедем.

Занятия Ктуге с детьми с самого утра шли полным ходом. От зажженных стеариновых свечей в пологе было светло, как весной на улице. Занятия рано начались, потому что ярангу скоро разберут и женщины будут выбивать из шкур образовавшуюся за ночь наледь.

Ктуге спешил уложиться в тот распорядок дня, какой существовал в стойбище.

Каждый из его учеников был уже вооружен карандашом и кусочком бумаги. Дети, как нерпы, лежали на неровном полу прямо на животах. Перед ними были раскрыты буквари, и все они с жадностью пытались срисовать оленя. На неровном полу карандаш протыкал бумагу, но Ктуге это не смущало.

«Разве дело в этом? Пусть рвут. Без этого не может быть учения», — думал Ктуге.

Вдруг меховую стенку полога кто-то с силой рванул, и все увидели разъяренного Чомкаля. За ним с перекошенным от злобы лицом стоял Араро.

Чомкаль кричал:

— Уйди из моей яранги! Я не хочу, чтобы твой запах оставался здесь!

— Что ты, Чомкаль? Или ты мухомора объелся? — спросил Ктуге, стараясь быть спокойным.

— Уйди, уйди! — настаивал Чомкаль. — Поскорей уйди!

— Постой, Чомкаль, — взяв его за руку, сказал Араро. Он выступил вперед и, обращаясь к Ктуге, сказал со всей злобой, накипевшей на сердце: — Ты зачем приехал сюда, безумный щенок? Разве я тебе вчера не сказал, что не нужно нам учения русского? Ты зачем тут портишь детей оленных людей?

— Я ведь уже говорил тебе, зачем я приехал, — несколько настороженно ответил Ктуге, продолжая сидеть на шкурах.

Араро взбесился, схватил Ктуге за ногу и волоком протащил его в сенцы.

Ктуге вскочил, толкнул Араро в грудь и крикнул:

— Ты меня не трогай своими лапами! Я тебе не пастух! Я не боюсь тебя!

Задыхаясь от злобы, Араро побежал к своей яранге и быстро вернулся с винчестером в руках. Чомкаль оробел и подался в сторону.

— Ты не пугай меня ружьем, — сказал Ктуге. — Если ты мне отстрелишь хоть один палец, приедет Чельгы Арма и Андрей Андрей пробьет тебе пулей лоб.

— Эта земля, на которой я стою, Чельгы Арма земля? — вскричал Араро. — Это моя земля! Я здесь хозяин, а не Чельгы Арма!

— Нет, не ты. Эта земля советская. И я все равно отсюда не уеду. Меня советская власть послала на свою землю. Видишь, как дети хотят учиться?

— Вон отсюда, отросток бездельника Ульвургына! Ты береговой — и живи на берегу.

— Я не поеду.

Шаман вскинул винчестер, раздался выстрел. Ктуге схватился за ногу. Валясь на землю, он сквозь стон проговорил:

— Бандит!

— Чомкаль, отвези его на моих оленях на берег, к русским! Скажи там, чтобы никто из береговых чукчей не приезжал в мое стойбище, — сказал Араро и пошел к себе в ярангу.

Чомкаль уложил Ктуге на нарты, схватил вожжи, и олени понеслись.

Изумленные, напуганные дети долго стояли и молча смотрели вслед ускакавшей оленьей упряжке.

Когда скрылось стойбище, Чомкаль остановил оленей. Он нагнулся над Ктуге, спустил с него окровавленные штаны, быстро отрезал ножом клок шерсти со штанов и старательно начал затыкать ею входное и выходное отверстие пули.

Ктуге застонал, сжал зубы и, подняв голову, спросил:

— Зачем ты?

— Как же? Ведь и оленью кровь жалко. Всегда затыкаем. Чтобы не пролилось много.

Новость о выстреле Араро в ученика Ктуге быстро облетела побережье. На культбазу опять приехал председатель райисполкома Кукай. Вместе с ним прибыл и секретарь райкома партии. Это было событие, которое захватило всех. Везде только и разговаривали о Ктуге. Ведь мальчик не просил смерти, — зачем же стрелять?

Возбужденные ученики горячо обсуждали выстрел в их товарища. В них кипела ненависть к Араро.

В комнату, где остановились Кукай и секретарь райкома, вошел Андрей Андреевич.

— Ну как, товарищ секретарь, нравятся тебе эти дела? Я думаю, что нам пора прекратить церемонии с Араро. Он не только тормозит развитие оленного хозяйства, задерживает советизацию тундры, но он отъявленный уголовник.

Кукай внимательно вслушивался в слова Андрея Андреевича и, помолчав немного, сказал:

— Товарищи, я думаю, его надо взять оттуда и судить. Если его не взять, то все чукчи подумают, что советская власть боится Араро. Надо осудить его при всем народе.

— Правильно, Кукай. И с конфискацией имущества, — сказал Андрей Андреевич.

— Доктор! — крикнул в окно секретарь. — Зайдите сюда.

Вошел доктор.

— Вы знаете, — сказал он, — я иду от учеников. Они там организовали бригаду комсомольскую: ехать хотят к Араро.

— Как Ктуге? — спросил секретарь.

— Плохо. Раздроблена большая берцовая кость. Началось заражение. Думаю сейчас класть на стол, ампутировать ногу. Единственный исход.

— Ну, если единственный — что ж поделаешь? А жалко парня!.. — Секретарь помолчал и решительным голосом продолжил: — Делайте операцию. А мы сейчас едем к Араро. Сколько человек нас едет? — спросил он.