Чума

Факеншит! У меня тут «Саксонский проект». Две весьма своеобразные, тонко чувствующие женские души. Их надо глубоко понимать, точно и нежно настраивать. А мне с утра… как в помойное ведро головой.

Терентий спокойнее. Он привычен посылать насельников на смерть — в погостах всегда густо помирают. Да и они ему, хоть и в лицо знакомы, но не близкие. Вот он и додумался.

— Странно. Из тридцати одного человека: лекарей, кормщиков, новосёлов-насельников — заболело тридцать. А из тридцати пяти воинских — ни одного. С чего бы это?

— А…! Вояки! Бездельники! Только жрать да спать…!

— Мара! Уймись! Какое «спать»? Они там полевой лагерь поставили, леса немало вывалили… Стоп. Лагерь. За версту. «Жрать»… Кормёжка своя? Списки. Кто имеет доступ на поварни? В погосте и в лагере. Живо.

Через день имеем два коротеньких списка. Полностью не совпадающих. В обоих — только новоприбывшие, старожилов нет.

— Мара, ты своих людей лучше знаешь. Почему твой старший команды врёт? Или он просто лопух?

— А…! Да ты…!

— Не дакай и не тыкай. Почему ты поставила старшим человека, который мышей не ловит?

— Он лучший лекарь!

— Дело лекаря — лечить. Дело начальника — организовывать. Твоя креатура — бестолочь.

— Кто?!

— Вот он. Это — список первоначального назначения. Сейчас они в горячке лежат. Кто людей кормит?

На расстоянии в полтысячи вёрст углядеть, кто там щи варит… То-то меня колдуном зовут.

Дальше в два дня определили источник инфекции.

Да, вариант «Тифозной Мэри». Молодая вдова из эрзя. Пока жила в кудо её к готовке не допускали, по-опытнее хозяйки были. Потом род не туда вступил, в смысле политической ориентации, попал под «атомизацию». Женщина, пройдя обычный цикл обучения, отправилась прачкой в Усть-Малому.

«Прать» — дело тяжёлое, холодное и сырое. Когда одна из кухарок зимой померла, то «Мэри» напросилась на её место. Тиун согласился: гендерное разделение труда, кухарить — бабе.

Это — в январе. Через месяц пошли больные. Дама сама по себе… не отличается чистоплотностью. А надзор был слабый. Уже говорил: зимой в погостах уровень дисциплины, вообще — активности, падает.

Когда пришли «чумоведы» всех старожилов отодвинули, поварихи были привезённые. Тут «Святая Пасха» пришла. Куличи, пироги, разговление… «Мэри» позвали помочь на кухне. А кого? — Она всё там знает, с местной капризной печкой освоилась. Сама — здоровьем пышет. Выглядит и чувствует себя великолепно. Да и вообще, она там не стряпуха. Только возле дверей постоять, мелочи разные помочь… Воды принести, тесто замесить…

Цена этим мелочам — три покойника из новосёлов. Включая того лоха, который «лучший лекарь». Был.

— Казнить! Утопить! Сжечь!

— Марана, ты сильно поглупела? Понять — вот главное. Что у нас с увеличительными стёклами и красителями?

Мы снова собирали туда посылку. Каждая подобная оказия, начинающаяся с необходимости доставить куда-нибудь какую-нибудь коробку, разворачивается в караван из нескольких лодей с сотней человек экипажей и пассажиров.

Неожиданное расширение Вятской линии требовало новых насельников в опустевшие булгарские селища, превращаемые в наши погосты, строителей, связистов, землемеров и тд. Которым нужен инвентарь, припасы, скот, хотя бы для начала…

«Мэри» отселили на опушку леса, огородили изгородью, запретили выходить со двора, совершенно не подпускали к съестному, корм — преимущественно чёрствый хлеб да вода, отдельные вещи, отдельная посуда. Будто «опаганилась».

«Устав церковный»:

«С некрещенным, а иноязычьником от нашего языка, с некрещеными ни пити, ни ести; доколе же крестяться; аще кто ведаа ясть и пиетъ, да будеть митрополиту у вине.

Аще кто с отлученым ясть и пиеть, сам отлучен будеть».

В моих землях такое не работает. Новообращённые не только этих формулировок, самого слова — «Устав Ярославов» — не знают. Но смысл остракизма, «изверг» — исключение из общества, остро чувствуют.

«Отлучённая», «зачумлённая», «извергнутая».

Она злилась. То крыла лекарей на эрзянском и русском.

— Бестолчи! Придурки! Я же здоровая! Гляньте же!

То начинала угрожать:

— Погодите, я вам весь погост обоссу! Во все котлы, во все погреба — кала накидаю! Всё сдохните — одна останусь!

Получив первые «стёкла Левенгука» «чумологи» немедленно отрапортовали об успехе. Я не поверил.

* * *

Знаю какая эйфория начиналась в научных кругах после каждого открытия в этой области. После опубликования результатов Коха по сибирской язве каждый месяц сообщали о новом микробе. Почти всё оказалось туфтой.

Наука — публичность и повторяемость. Секреты, уникальности — не наука. Выдумки, обманы и самообманы, спекуляции, редкости, таланты… Наука — это то, что любой человек в тех же условиях может повторить с тем же результатом.

«Тело, впёрнутое в воду, выпирает из воды». Любое тело. Хоть — мишино, хоть — машино.

* * *

Потребовал доставить материалы и «носителя» во Всеволжск.