Чума

Почему Древняя Греция так поднялась? — Городки близко. Сделал лишний бурдюк вина, отвёз за три версты, продал. Не понравилась цена — отвёз на три версты в другую сторону. Всех расходов: пара сандалий да ослик на денёк. Разных местных гидр с вепрями Геракл выбил, Тесей Прокруста укоротил. Торгуй себе вволюшку. В смысле: в условиях свободной конкуренции и низких накладных расходов.

Вывод? — Как все живут — не надо. «Все живут» — плохо. Надо такую… логистику — к едрене фене.

* * *

Муса с Николаем зависли в Ага-Базаре. Они мне отчёт — я им предложения. У нас же с эмиром Ибрагимом дружба? Пусть он порядок наведёт, выбьет шишей с путей торговых.

Фраза типа «А то я сам! Согласно Яниновскому соглашению» не озвучивается. Не по моей… э-э-э… неспособности такое учудить, а исключительно чтобы не обидеть. Эмир считает Правобережье по Луку, своими владениями. Поэтому не претендуем, а чисто информируем:

— У вас ус отклеился. Прилепите взад.

Я ж не империалист! Из меня британский сэрный аристократ как из кабана балерина. У меня — уважение к чужому мнению, к традициям и обычаям… национально-специфично… поговорим-обменяемся… Мы — за мир! Во всём мире! И в вашем эмирятстве — тоже.

Николай грустит: не будет луноликий с каким-то купчишкой разговаривать. Топает в Биляр и отлавливает там ташдара Абдуллу. Они знакомы по моим прежним делам. Тот — с радостью.

«Радость» — есть, толку — нет. Все ж такие занятые! Дело делать некогда. То ташдара нет на месте, то эмир… is absent.

Что непонятно?! — Не в абсенте, а в отлучке! Хотя… лучше бы он пьянствовал — эффективность сходная.

Время идёт. «Время — деньги». Потерянные. Николай по Биляру — аж приплясывает. Как пескарь на сковородке.

Наконец — случилось. Не «случка», а «аудиенция».

Абдулла идёт к Ибрагиму. И, по уместному поводу, доводит до слуха блистательнейшего мою нуждишку. Тот фыркает:

— Некогда мне.

На этом бы всё и кончилось, но у Абдуллы ко мне… личные отношения. Я не неизвестный «хрен с бугра, идентифицируемый исключительно суммой с нулями», а спаситель его чести и жизни внука.

— Так и отписать? Что установление порядка в тех землях не является заботой победоноснейшего?

Рискованно. Изображение глупости на грани наглости. Признать, что Самарская Лука — не его земля, эмир не может. Ничейное — добыча всехная. «Всехными» — могу быть и я.

— Мы подумаем.

Лето кончилось, расшива стоит во Всеволжске. Повторять поход уже поздно. Но ведь и в следующем году будет также! Я-то надеялся, что кораблик будет два раза в год оборачиваться до Саксина. А тут ход только до Булгара.

Какой-то PQ17 как единственный способ движения товаров.

Тут же не война! — Увы, тут средневековье. То есть — война. Где-то в глуши ещё как-то когда-то можно и мирно. На торговых путях, среди не огосударствлённых племён… разные «удальцы» и «баловники» — постоянный элемент пейзажа.

С такой толпой в караване… Все хотят кушать. Цены… соответственно. При высокой цене — рынок узкий. «Цена — не юбка: выше головы не задерешь». У меня нарезка на хрустальных подвесках уже конвейером идёт. «Конь стоячий пред солнцем восходящим» — тыщу в день. И куда это всё?

Николай снова идёт к Абдулле. Тот, добрый человек, не чинясь прямо отвечает:

— Надо поклониться. Не мне. Самому.

Николай в курсе. Вопрос — чем и сколько. Кони-мечи-соболя… отпадают. У них своё есть. Подносит поднос подношений. Сплошное «пи…». Одно то, чего стоило тот поднос донести до лика владетельнейшего и взора благочестивейшего…

Съел. Поднос безделушек из янтаря.

— Ну, ладно. Сделаем. Чего-нибудь. Если будет на то воля аллаха.

Сбегали разок в Булгарию. Там перекупщики надуваются. От жадности и спеси:

— Вы, русские, торг вести не умеете. Караваны — не по вашим диким лесным мозгам. А вот мы…! Ладно уж, возьмём мы ваш товар. В треть цены. Исключительно из милости, по-соседски.

— Да как же…?

— А как вы нас? В этом, прошлом и позапрошлом? Теперь наш час настал.

Экономика — сама по себе, межчеловеческие — сами по себе. Корреляция есть, но слабовыражена. Сотня купцов, которые из Ага-Базара дальний торг ведут, брызжут гонором от возможности выспаться. На нас, кто им в прошлые годы дела ломал. Ну, и на гяурах нечестивых, само собой.

Николай рвёт на себе волосы. Скоро весь в меня будет: «Николка плешивый». Судя по грамоткам — целиком в волнении и панике. Кое-что он делает: разворачивает местную сбытовую сеть, находит контрагентов. Втюхивает помаленьку. Приказчики его радуются. Но он-то в курсе моих планов, он-то понимает, что Серебряная Булгария вовсе не тот рынок, на который я замахнулся. И он сам уже… «вкус мечты» ощутил.

Наконец, уже глубокой осенью, эмир разродился: послал нового визиря вычистить Девичьи Горы. Я так понял, что они ждали пока тамошние урожай соберут. Чтобы хабара, стало быть, ну… побольше.

Жлобы! Поскрёбыши! Я на порядки больше теряю, а они колоски считают!

Абдулла зовёт Николая:

— Надо отблагодарить. Опору порядка и меч закона.

— За что?! Разве порядок на земле эмира не есть дело самого эмира?!

Это моя реплика. Николаю и так всё понятно. Кроме одного — чем и сколько?