Чума на оба ваши дома

— Так вы возьмете меня? У меня хорошая степень, можете Хью Стэплтона спросить… Ой… — Он запнулся. Стэплтон был мертв. — Мастер Абиньи! — воскликнул он торжествующе. — Можете спросить его, он меня знает!

Он еще раз осторожно тряхнул Бартоломью.

Тот протянул руку и, ухватив Грея за край рубахи, потянул его вниз.

— Ты никогда не станешь хорошим врачом, если не усвоишь, когда надо оставить больного в покое, — прошептал он, — и никогда не станешь хорошим студентом, если не усвоишь, что нельзя так обращаться со своим учителем.

Отпустив Грея, он закрыл глаза и мгновенно уснул. Грей взглянул на Кинрика.

— Это было «да» или «нет»? — спросил он.

Кинрик все с той же улыбкой покачал головой и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Грей несколько минут стоял и смотрел на Бартоломью, потом поправил постель и задул свечу. Он улегся на тюфячок, которым снабдил его Кинрик, и уставился в темноту. Он знал, что теперь Бартоломью будет жить — как только отдохнет и восстановит силы.

Тот закашлялся во сне, и Грей приподнялся на локте, чтобы взглянуть на больного. Он полагал, что ничем не рискует, ухаживая за Бартоломью, поскольку слег с чумой одним из первых в Кембридже и остался в живых. Он считал, что во второй раз не заразится, и заработал немало денег, нанимаясь ходить за зачумленными в домах богатых купцов. Но все это не шло ни в какое сравнение с тем, что он мог получить, ухаживая за Бартоломью. Он был наслышан об идеях и методах молодого врача и загорелся желанием учиться у него еще в самом начале учебы, но у Бартоломью и без него студентов было предостаточно.

Грей в точности знал, чего хочет от жизни. Он собирался стать хорошим врачом для очень состоятельных пациентов. Быть может, ему даже удастся заделаться личным лекарем какого-нибудь аристократа. В любом случае, он намерен был найти такое место, которое принесет ему благосостояние и достаточно свободного времени, чтобы этим благосостоянием наслаждаться. Он знал, что Бартоломью работает среди бедноты, но для Грея это означало одно: так он сможет получить гораздо больше опыта в лечении болезней, чем под руководством врача, имеющего дело только с богатыми. Он с радостью станет лечить бедняков, пока учится, но потом уедет и попытает счастья в Йорке или Бристоле, а то и в самом Лондоне.

Грей улыбнулся про себя и снова улегся, закинув руки за голову. Пять суток они с Кинриком неотлучно находились при Бартоломью, и несколько раз им начинало казаться, что все их усилия тщетны. Брат Майкл уже соборовал Бартоломью, но жар вдруг спал.

* * *

После того как Бартоломью почти сутки проспал беспробудным сном, он стремительно пошел на поправку. Через день он встал с постели и на нетвердых ногах выбрался во двор, а через три — снова приступил к работе. Майкл, Кинрик и Грей уговаривали его отдохнуть побольше, но Бартоломью утверждал, что, ворочаясь с боку на бок в постели, устает сильнее чем от работы. Он решил собрать всех больных в колледже в одну комнату, чтобы они находились под постоянным присмотром. Бывшую спальню коммонеров превратили в лазарет, а нескольких оставшихся в живых ее обитателей переселили в другие помещения. Соседи Майкла, бенедиктинцы, с готовностью предложили свои услуги, и Бартоломью надеялся, что эта мера поможет снизить риск для остальных.

Как только Бартоломью достаточно окреп, он отправился навестить Грегори Колета. Он шел по мокрым улицам в пансион Радда и возмущался грудами мусора и трупами животных, которые усеивали их. У входа в церковь Святого Михаила лежали три завернутые в грязную дерюгу тела, которые, прикинул Бартоломью, пролежали здесь уже несколько дней. Вокруг валялись дохлые и умирающие крысы, наполовину заваленные грязью и отбросами.

Рядом с Бартоломью шагал брат Майкл; он низко натянул на лицо свой капюшон, пытаясь защититься от вони.

— Что здесь произошло, Майкл?

Бартоломью глазам своим не верил. Он смотрел, как стайка оборванных ребятишек играет на огромной куче кухонных отбросов за пансионом Гаррета, время от времени прерываясь, чтобы сунуть в рот какой-нибудь кусочек, который казался им съедобным. С другой стороны улицы две довольные, жирные свиньи рылись в точно такой же куче мусора.

Майкл пожал плечами.

— Некому этим заниматься. Теперь, когда Колет все бросил, ты и Робин Гранчестерский — единственные лекари. Все остальные умерли или разбежались.

— А клирики? Разве они не видят, что улицы нужно вычистить, а трупы убрать?

Майкл невесело рассмеялся.

— Мы занимаемся спасением душ, — сказал он, — не тел. К тому же столько священников умерло, что живые едва успевают соборовать умирающих. Ты знаешь, что осталось всего три доминиканца?

Бартоломью ошарашенно уставился на него. Многочисленная доминиканская община продолжила работать среди бедноты после того, как разразилась чума, и, похоже, именно верность своим обетам привела их к гибели.