Чума теней

Они – враг. Самый опасный враг – тот, которого ты понимаешь. Понимаешь так, как только сирота поймёт сироту. Вот только у Олэ в детстве не имелось даже сестры и брата, его горечь была полнее. Но зато он и не являлся совсем чужим в мире людей…

И Олэ вдруг понял, что не сможет прикончить сироток рыцарским мечом. Он метнёт нож, когда герцог познакомится с Угрозой, пронзит подростковые сердца кинжалом, ударит кулаком в висок, но не использует меч. Чем угодно, но не мечом. Не этим мечом.

Олэ обнажил клинок. Разбойники – кто непонимающе, кто настороженно – посмотрели на него. Олэ ничего не собирался объяснять: видел он в одном гробу и их настороженность, и их непонимание.

Немигающим взором охотник смотрел на клеймо оружейника, который работает только на рыцарей, и оно кричало: Не смей! Кольцо, которым меч должен был крепиться именно к рыцарскому седлу, умоляло: Не смей! «Не смей» в кромке заточки и «Не смей» в форме рукоятки, «Не смей» в ширине лезвия и «Не смей» в благородном качестве стали. И, конечно, «Не смей!» в девизе, вытравленном на Древнейшем.

Полуторный меч. Но не наёмника, а рыцаря. Меч войны. Войны во имя сеньора, своей чести и в защиту вдов и сирот всего мира.

«Защищать вдов и сирот. Вдов и сирот». Что ж пульсирует так сильно в башке эта фраза из поучений доброго, но наивного и недалёкого человека.

Охотник с силой вернул меч в ножны. Голос, кричавший «не смей», стал тише. Если бы не набожность рыцарского сословия, презрение к любому колдовству, Олэ бы решил, что меч, доставшийся от опекуна, заговорённый или зачарованный.

Он опустил голову в воду. Его резануло холодом по вискам, но средство оказалось действенным: больше ничего такого не слышалось. Один из атамановых гвардейцев по-своему истолковал поведение мечника и с сочувствием протянул флягу. Мол, понимаю, дружок, перебрал вчера, подлечись можжевеловой.

Охотник поблагодарил гвардейца, но фляги не взял. Из чужих рук – мало ли?

Разумеется, Олэ не собирался принимать всерьёз дурные предчувствия девочки. Слух-то ещё какой! – вожаки аж на замыкающей лодке сидят, а она их шутки про седалище братика услышала. Нет, малышка, ночная армия не причиняет вреда тем, кто убивает государевых людей. Как сказал бы один давний знакомый из образованных: первая аксиома жизненной геометрии праведного каторжанина.

Но на всякий случай мечник прикинул ещё раз шансы.

Нет, никаких. Было бы здесь ещё темно… Да нет, факелов в стенах грота больше чем достаточно.

Они плывут меж двух лодок. На каждой – несколько десятков метательных ножей. Это будет перекрёстный обстрел, который выдержат те два увальня по обе стороны Блича в броне с ритуальными кандалами (задеть своих убийцам можно будет не бояться), но всех остальных нашпигуют в минуту сталью. Плюс ещё лодка с контрабандистами, и та, большая, которая в арьергарде, с фехтовальщиками, вожаками и основной частью бронированных бойцов на борту.

Эх, Кай. Какой же ты подонок, что сбежал именно сейчас. Как же сильна нужда во втором клинке. Пусть и потенциальная нужда, ну так и угроза-то, как сказал бы профессор Найрус, гипотетическая. Ну, и твои способности, конечно, не лишние в любой свалке.

Олэ не удержался от улыбки, представив, как загораживается вампиром, словно щитом, от летящих с двух сторон ножей. Фейли заметила эту улыбку, расценила как добрый знак, что все опасения напрасны, и сразу стала спокойнее, но руки не отпустила.

Олэ посмотрел назад, в сторону лодки, где досталось место Герту. Герт глядел с явной ревностью, как Фейли держится за руку Меченосца. Мальчик хотел, чтобы она искала защиты прежде всего у своего поклонника. Охотник усмехнулся. Нет, малыш, и вовсе не потому, что вы в разных лодках. Чтоб в тебе девушки, даже среди такой толпы бандитов, чувствовали защитника, ещё не один год пройдёт.

Он специально потребовал посадить ученика отдельно от девочки. И так подростки сблизились больше необходимого. Увы, только духовно, потому что и эту парочку охотник сводил, желая лишь проверить одну научную теорию, а не из покровительства великой Любви. Но, как и Блич со своей продажной, Герт и Фейли ни на дюйм не приблизились к интимному берегу отношений, зато собрали все цветы на берегу романтики. Правда, у Блича хотя бы до поцелуев дошло, так что титул размазни и мямли, решил Олэ, однозначно за сыном горшечника.

– А ведь ты ему завидуешь, – высказался об ухмылке охотника Найрус. – Прячешь за насмешкой грусть, что ты не только не умеешь дружить, но и не способен вот так вот беззаветно влюбиться. С таким почтением относиться к девушке.

– Так профессор у нас из духовных! А я-то думал, нашёл такого же любителя трактирных девок. А вы, оказывается, каждый раз вот прям через себя переступаете.

– Нет, Олэ. Я знал, что такое любовь. Любовь истинная, любовь…

– Профессор, вы не в те уши ваше слащавое дерьмо льёте. Вон, с Бличем поболтайте. Уж он-то оценит разговоры и про любовь, и про верность.