Чума теней

– Вы только не подумайте ничего плохого. Я не за ней следить хотел, а за её горничной.

– Больше ты ничего такого не слышал?

– Нет, как на духу признаюсь. И вообще они редко в кабинете с господином Полщеки говорят. Больше всё в парке, в саду… Увы. Рад бы утопить по самые уши Солбара, да не в чем.

Возница смущённо кашлянул. Затем отхлебнул от фляги со спиртным, немного подумал и спросил:

– Слушайте, а если вы будете под грехи Солбара и госпожи копать, а в итоге и на простого человека что-то найдёте. Вы же не осудите простого человека строго? Мы, люди из народа, что прикажут, то и делаем.

Найрус подумал, надавить на возницу или нет, и решил, что не стоит.

– Не бойся, мне не нужны твои грехи. Я рою яму только господину рыцарю. И нарыл уже достаточно, чтобы он ответил за твою обиду… а также за тюфяка и книжного червя! – Найрус поглядел на горизонт, туда, где виднелась Башня Смертников. – Эх, господа бойцы, рыцари-шмыцари, фехтовальщики всех мастей, не надо, не надо недооценивать господ книжников. Особенно лишённых щепетильности Воина Чести. Возница, будешь другом? Поможешь ещё в одной затее?

– Смотря что. Не из душегубительных дел?

– Губить ты там будешь только печень. В общем, тебе надо пройтись на мои деньги по кабакам и всем собутыльникам рассказывать истории про людей, которые детей похищают. Колдуны и подонки. Ходят они с плащами, что темны с одной стороны и слепят, как солнце, с другой, оружие их переливается сотней теней. Всем говорят они, что одну болезнь искореняют, а на деле детей – детей крадут. Постоянно носят с собой мел.

– Господин хороший, так ежели такие душегубцы и правда в столицу нагрянули, там, может, листки повесить, приметы дать?

– Мне лучше знать. Ну что, пойдёшь по кабакам или другого искать?

– Зачем другого? Не надо другого.

Расставшись с возницей, Найрус потёр руки.

– Нет в мире эффективнее оружия, чем удачно пущенные слухи. Ну, дорогие охотнички, обещаю, что земля запылает под ногами у вас в этом городе.

Возле таверны, где он утром «допрашивал» Солбара, – во дворце герцогини или в своём замке принимать стражника, Франт решил, будет много чести, – дотошного новичка ночной стражи уже поджидали. Плохо замаскированные под пьяное простолюдье четыре однощитных рыцаря из знамени Солбара. Профессор узнал их, несмотря на грязь на лицах и одежду ремесленников. Именно они сопровождали Франта до таверны и обратно во дворец.

Из оружия только дубины – убивать не собираются, а так, проучить.

– Э, мужик, добавь на выпивку?

– Не ломайте комедию, прихвостни Полщеки. Говорите сразу, зачем я нужен.

Профессор добавил пару фраз на Древнейшем, которых, это было видно по лицам, никто не понял.

Мгновенное разоблачение несколько сбавило гонор у посланников злого рыцаря.

– Ну… просто… ты задаёшь много вопросов… Время достойного человека тратишь напрасно.

– Существуют десятки физических концепций времени. Но если смотреть на время как на философскую категорию, то оно не может быть твоим или моим, оно всегда общее. Кстати, именно поэтому ростовщичество – грех, а банковское дело – химера. Величина процента по долгу зависит от срока, следовательно, банки и ростовщики продают время, которое по своей природе не может принадлежать никому.

Трое рыцарей застыли, силясь переваривать то, что услышали. Четвёртый, совсем юноша, лет двадцати, не больше, сделал шаг к профессору и взял его за ворот форменной ливреи.

– Слушай, ты, старичок, думаешь, здесь самый умный? А какую лекцию прочтёшь, когда я отхожу тебя дубинкой по спине?

Он даже не воспринимал всерьёз этого толстощёкого умника лет под пятьдесят. И не сделал и попытки освободиться, когда Найрус схватил его руку, приставил к ней кинжал и потребовал у его товарищей:

– Дайте мне пройти, или ему крышка.

Рыцари расхохотались.

– Да ты ещё и новатор в области взять заложника. Пройти за спину и приставить нож к горлу – вчерашний день. Парни из ночной стражи считают, что порезать ручку страшнее.

«Заложник» профессора, судя по насмешливым словам, совсем не чувствовал угрозы. Его приятели хохотали. Найрус зловеще улыбнулся.

Он и сам поражался тем переменам, которые случились с ним после того, как надел ливрею офицера ночной стражи. И не просто офицера, а второго человека в Герцоговом Оке. Его можно было назвать нерешительным, но никогда трусом. Но теперь ему не требовалось распалить себя, чтобы проявить агрессию. Теперь он уже не мог с прежним добродушием прощать в отношении себя мелкие пакости и до последнего стремиться решить дело миром.

Что позволительно в отношении философа, того не имеет права спускать сыщик ночной стражи. Найрус заговорил очень быстро, не спуская с молодого противника глаз. И чем дольше он говорил, тем меньше бравады оставалось в парне.