Чума теней

– Он не хочет играть. Он держится за тебя как привязанный и никому больше не даётся.

– Ну, конечно. А ты улыбнуться пробовал? Прекрати изображать из себя могучего защитника, расхаживая вокруг меня с мечом. И без тебя полон дом охраны. Лучше сбегал бы на рынок или в лавку сладостей. Может, его просто приучили к какой-то определённой пище.

– Да мы ему всё предлагали, от сельдерея до каких-то фруктов… я их названия-то за тобой не повторю. Может, ты лучше снадобий ему каких дашь? Вас Найрус обучал же лекарству.

– Как я ему дам, если он даже воды не пьёт?

В такие моменты их отношения Герту неприятно напоминали бытие родных папы и мамы – давно остывших друг к другу супругов, которых связывает лишь забота об общем дитятке. Не очень приятные ассоциации. Каково это – ругаться из-за ребёнка (Герт ловил себя на мысли, что воспринимает Морэ практически как их с Фейли сына), терпеть сварливость девушки и оправдываться за то, что «плохой отец», когда ещё даже не целовался с ней.

Перед сном Герт вновь и вновь возвращался мыслями к ночи, в которую предпочёл возможности распить вместе бутылку вина и соответствующего продолжения, невинные посиделки на разрушенном мосту. Жалел ли он о своём выборе? Нет. Но смысл этой чудесной ночи, если она имеет такое продолжение и, возможно, не за горами и бесславный конец?

На следующие сумерки после приключения на мосту Герт обнаружил в своём кармане прозрачный, почти неосязаемый платок с какими-то непонятными символами и понял, что это дар, о котором говорит легенда. Что сын горшечника и есть та чистая душа, которой он предназначен.

Наутро платок пропал сам собой. А ночью снова появился.

Герт никому, даже Фейли, не рассказал об этом. Он хотел вначале сам понять, что означает дар призрака. Сперва он думал, что так герцог благословляет его чувства к одной девушке. Но сейчас очень сомневался.

Морэ к полудню третьего дня настолько обессилел, что едва стоял на ногах. Герт привёл лекаря. Лекарь осмотрел ребёнка и выписал такие рецепты, что Фейли разрешила дать ему на прощание пинка. Воспитаннице врача сразу стало ясно, что это шарлатан.

И тут случилось то, чего они так давно ждали. Морэ заговорил.

– Есть! – жалобно попросил он.

Мальчик говорил через силу, буквально выдавливая из себя слова.

Фейли с готовностью поднесла к его губам миску бульона.

– Есть! Дай есть! – повторил мальчик и… отвернулся от предложенной пищи.

– Что? – растерянно спросила Фейли. – Что ты хочешь есть?

– Дай есть! – ответил мальчик, опять не уточняя, о чём речь.

И тут Герт не выдержал.

– А ну, тащи верёвки. Сейчас мы его накормим.

– Герт, это не смешно.

– А я и не собираюсь шутить. Фейли, или помогай мне, или не вздумай мешать. Мы накормим его насильно. И никаких возражений.

Фейли подчинилась. Она всем видом демонстрировала недовольство, несогласие, но подчинилась. И связывая сопротивляющегося, как только позволяют ослабленные мышцы, ребёнка, Герт как никогда чувствовал себя его отцом, а Фейли своей супругой. Отцом-победителем, который наконец нашёл мужество: покончить с нюнями и женской жалостью, взять всё в свои руки и добавить немножко здравого смысла в причитания о недопустимости насилия в воспитании и уходе за сыном.

– Он мне чуть не сломал руку, смотри-ка. Если бы не ослаб от голода, может, и сломал бы. У него точно есть родственники из стражников. Такие приёмы знает…

Увы, пока поиски родных Морэ не дали результатов. Даже личности его родителей не были установлены – скорее всего, не из местных, приехали в город загодя, к свадебным торжествам. Не крестьяне, раз мужчина использовал пусть гражданский, но меч – всё, что сказал расследователь. У Герта появились подозрения, что он дело ведёт спустя рукава. Но приструнить нерадивца было некому – Воин Чести вместе с Найрусом заняты делами о пропаже Блича и убийствах Безжалостного.

Завершив первую часть операции – фиксирование одновременно умоляющего покормить и отказывающегося от еды ребёнка, – юный стражник приступил ко второй. Но произошла оказия. Морэ так «удачно» дёрнул подбородком, что Герт пролил весь бульон.

– Ну, и что будем делать? У нас ещё только мясо и фрукты остались, а их как? В рот ты ему, положим, силком запихаешь, но жевать-то не заставишь.

Герту неожиданно пришла в голову с виду глупая, но идея, которую хотелось проверить.

– А может, наш малыш… Что-то типа вампира… или огра… или…

– Тебе не стыдно так говорить о маленьком несчастном Морэ?

– Да нет, я серьёзно. Он просит есть, но при этом отказывается от любой еды. Мы ему предлагали всё меню… за исключением себя разве что.

Герт закатал рукав и протянул руку Морэ. Он бы ничуть не удивился, начни связанный мальчик пить его кровь или грызть предплечье. Но Морэ отвернулся и простонал:

– Есть. Дай есть!

– Придётся разжёвывать ему самим, как совсем малышам, – тяжело вздохнул Герт. – Фейли, дай мне кусок мяса.

– Держи… тщательней разжёвывай… обожди, не давай, мне покажи… Да это разве тщательно?

– Ну, тогда сама попробуй.

– С трудом жуётся… мясо сегодня не удалось.