Чума в Бедрограде

Максим слушал запись этого псевдо-допроса не единожды — нужно же было вычленить из сюрреалистических разговоров о жизни и смерти все возможные точные сведения.

И каждый раз при прослушивании у Максима невольно бежал по спине холодок в том месте, где загробный шаман-Гуанако объяснял: «Поначалу-то лясы о том точат, что первое на уме да последнее перед крышкой гроба, правила тут такие. А у тебя знаешь что последнее? Знаешшшь-знаешшшь, только не признаёшшшь!»

Максим отшатнулся от края перрона.

Не хотелось бы рассказывать головам Загробной гэбни, что тем самым «последним перед крышкой гроба» была у Максима фляжка какой-то ирландской дряни и невнятные жалобы Лидочке.

Не на жизнь, нет.

Не на теперешние факультетские изменения.

Не на то, как не склеилось обратно у Максима с Габриэлем после проклятого мая.

Всего лишь жалобы на — леший, и почему только пришло на ум? — безвременный конец контрреволюционного движения.

Если бы не он, всё вышло бы совсем иначе.

Чем всё закончилось с другой стороны

Гошка

Ответственный за коммуникативный процесс: Говори быстрее, вспоминай, а то застрянешь на всю вечность — а мне охота разве с тобой маяться?

Гошка Туралеев: А что вспоминать? Мы не сделали ничего. (Пауза.) Собираемся… не успели пока. Надо было навести порядок, ну ты понимаешь, да? Не со стволом же за ними бегать. (неразборчиво) …другие методы.

ОКП: Какие?

Г. Т.: А тебе всё расскажи.

ОКП: Мне-то что, я уже всё знаю, это тебе нужно. (Усмешка.) Чтобы совесть не терзала.

Г. Т.: Ну так, значит, сам знаешь. Вирус.

(Короткая пауза.)

ОКП: Серьёзный масштаб. Страшно не было?

Г. Т.: Это не так и страшно, если лекарство заранее сделать. Кто заразится, тому придётся, конечно, немного помучиться, но мы успеем всех вылечить. Нам только и надо — припугнуть немного.

ОКП: Немного?

Г. Т.: (смешок) Один дом. (Пауза.) Ты сам-то подумай: а если болезнь сама собой случится, без нас и без лекарства? Бывают же эксцессы, и чем дольше их не было, тем больше шансов, что они на носу. Что тогда от города останется? Вот и я думаю, нечего ждать. Это просто наглядная демонстрация.

А это — просто ле-по-та.

Расшифровка допроса («допроса», ебать их коленом!) лежала на столе гораздо более пухлой стопкой, чем ожидал здравый смысл и трезвая память. Вот нужна она Гошке или не нужна?

С одной стороны, это вроде как официальный документ, Базальд прислал от лица реформированной Университетской гэбни в порядке сатисфакции. Вместе с гошковским же пистолетом. Типа мы как на духу, типа теперь между гэбнями всё чисто, мир и херова любовь до крышки гроба. Закрываем вопрос наиболее цивилизованным из всех возможных образом. Гошка Петюньевич может любоваться на эту лепоту до крышки всё того же гроба.

С другой же стороны, ну кого это ебёт?

Вопрос академического толка с экзамена в Институте госслужбы: какую юридическую силу имеет эта макулатура в свете того, что голову гэбни шестого уровня доступа не имеет права допрашивать никто, кроме фаланг и Бюро Патентов лично, и уж тем более — не мертвец без всего?

Садитесь, вы меня не удовлетворили. Правильный ответ: в этом государстве — какую угодно.

Но как же, лепечете вы, ведь аудиозапись можно проанализировать, непринадлежность голоса никому из хотя бы голов Университетской гэбни доказуема, тут есть, чем защищаться?

Ваши шансы на дополнительной сессии, скажем прямо, я тоже оцениваю как невысокие.

Мы живём в государстве великих возможностей, где каждый отхватывает ровно столько, на сколько у него хватает наглости.

Поразмыслив, Гошка метнул пухлую стопку в общую кучу.

Пусть будет напоминаньицем.