Роман. «Я, который уже давно жил, стеная, в мире тел, восхищался теми, кто, подобно С.В., сумел, казалось, освободиться от их власти. Что до меня, я не мог вообразить любви без обладания и, следовательно, без унизительного страдания, являющегося уделом тех, кто живет по велению тела. Я доходил до того, что соглашался, чтобы любящее меня существо изменяло мне душой и сердцем, лишь бы оно оставалось верным мне физически. Впрочем, прекрасно зная, что у женщин физическая верность зависит от духовной, я домогался и этой последней, но лишь как условия плотского обладания, которое было для меня важнее всего остального, – отсутствие его причиняло мне неисчислимые муки, а наличие было моим спасением. Мой рай заключался в непорочности окружающих».
Грас – столица парикмахеров.
Вернуться к переходу от эллинизма к христианству, единственному подлинному перевороту в истории. Опыт о судьбе (Немезида).
Сборник философских эссе. Философия выражения + комментарий к первой книге Этики + размышления о Гегеле (лекции о философии истории) + эссе о Гренье + комментарий к «Апологии» Сократа.
«Свобода – дар моря». Прудон.
То, чего я так долго искал, наконец появляется. Готовность к смерти.
Умереть, ничего не решив. Но кто умирает, все решив, кроме?.. Решить по крайней мере, как не потревожить покоя тех, кого ты любил… Себе самим мы ничего не должны, даже – и в особенности – предсмертного умиротворения.
Бунтующий человек. Я хотел сказать правду, оставаясь великодушным. В этом мое оправдание.
Работа и проч. 1) Эссе о море. Собрать книгу эссе: Праздник. 2) Предисловие к американскому изданию пьес. 3) Предисловие к американскому изданию эссе. 4) Перевод Тимона Афинского. 5) Любовь к далекому. 6) Вечный голос.
Игнатий Лойола: «Беседа, лишенная порядка, греховна».
После «Бунтующего человека». Яростный, упрямый отказ от системы. Впредь – афоризмы.
Лойола. Род человеческий: «Все эти толпы людей, стремящихся в ад».
Новелла. Страх смерти. И он кончает с собой.
Ничтожные парижские писаки, взращивающие в себе то, что они считают дерзостью. Слуги, которые и подражают господам, и смеются над ними в лакейской.
Я желал насильственной смерти – такой, когда простительно закричать от боли, потому что у тебя из груди вырывают душу. В другие дни я мечтал умирать долго и в полном сознании – чтобы по крайней мере никто не мог сказать, что смерть застала меня врасплох, что она пришла в мое отсутствие, – одним словом, чтобы знать… Но в земле так душно.
Мыслитель движется вперед, лишь если он не спешит с выводами, пусть даже они кажутся ему очевидными.
Добродетель напоказ, заставляющая отрицать собственные страсти. Более глубокая добродетель – заставляющая уравновешивать их.
Моя могучая воля к забвению.
Если бы мне было суждено умирать вдали от мира, в холодной тюремной камере, море в последний момент затопило бы мою темницу, подняло бы меня на неведомую мне доселе высоту и помогло бы мне умереть без ненависти в душе.
Окончил первый вариант «Бунтующего человека». Эта книга венчает два первых цикла. 37 лет. Может ли теперь творчество стать свободным?
Всякое свершение обрекает на рабство. Оно обязывает к более высоким свершениям.