Если Мельхиор хотел убивать людей, он мог делать это тайно. А он выставлял себя на всеобщее обозрение. Нет, просто убивать ему недостаточно, сперва Мельхиор должен предсказать смерть. Зачем? Что имеет значение – смерть или пророчество? А может, и то и другое?
Апельсиновая корка, которой я стирал купоросное масло, почернела и развалилась у меня в руках. Я вытащил ещё кусок корки и снова уронил на замок каплю. Масло продолжало творить свою магию: уже больше половины механизма замка растворилось.
Я вновь услышал в голове голос учителя: «Начни с самого начала, Кристофер».
Ладно. Мельхиор приезжает в город. Начинает работать как чумной доктор. Предсказывает смерть человека, а потом отравляет его. И так его пророчества сбываются. Он приобретает репутацию. Люди верят Мельхиору. Они его боятся, но вместе с тем следуют за ним. И заставить их подчиняться – вот что самое главное. Мельхиор продемонстрировал это сегодня, когда своим тихим голосом заставил замолчать воющую толпу. «Они будут следовать моим указаниям. Они сделают именно так, как я говорю».
Вот чего добивался Мельхиор. Толпа была его оружием. Он манипулировал ею, заставляя делать то, что ему нужно. Но всё же: что именно ему нужно?
«Он играет роль», – подумал я. Мне вспомнилась речь, которую произнёс Мельхиор в церкви в среду, едва не вызвав бунт. И сам же пресёк его, изрёкши очередное пророчество. А говорил он о магистратах. Магистраты… Люди, управляющие городом. Иствуд, потом дочь Олдборна, потом Денч. Мельхиор начал с простых людей, напугал их, взял под контроль толпу. Затем он принялся за магистратов. Напугал и их тоже…
Вот оно, Кристофер. Ответ где-то здесь. Что будут делать испуганные чиновники, чтобы сохранить свою работу? Свою жизнь? Свои семьи?..
Звон металла отвлёк меня от этих мыслей. Замок сломался. Купоросное масло сделало свою чудесную работу: окончательно разъело механизм.
Я повернул его. Он открылся, лязгнув по клетке. На той стороне площади охранник, прищурившись, посмотрел на меня. Я схватился за замок обеими руками, делая вид, что я всё ещё заперт. Будто я просто трясу дверцу, ударяя ею о клетку.
– Пожалуйста, сэр, – сказал я. – Выпустите меня. Я невиновен.
Он усмехнулся.
– Молчи. Приличные люди пытаются уснуть.
– Но…
Он схватил свою алебарду.
– Хочешь, чтобы я подошёл?
Я с испуганным видом прижался к прутьям. Смерив меня долгим взглядом, охранник вновь прислонил оружие к стене. А я не знал, что делать дальше. Замок сломан, но клетка скрипит, открываясь. Были ли у Тома и Салли план? Или я должен просто спрыгнуть и бежать? Охранник стоял в тридцати футах поодаль. В обычном случае я бы мог удрать от него, но меня сильно избили, и я несколько часов просидел в тесной клетке. Я не знал, сумею ли вообще переставлять ноги.
Охранник беспокойно пошевелился. Я знал, что он чувствует. Несмотря на сломанный замок, я всё ещё был в плену, как и хотел Мельхиор. Я задумался: зачем он вообще меня сюда засадил? Мельхиор угрожал, что я умру в клетке, но я понимал, что он хочет не этого. Иначе он мог бы просто перерезать мне горло ещё в подвале церкви. Нет, ему нужно выяснить, где Том.
Вот с чего всё началось. Мельхиор хотел убить Тома. Это не имело смысла. Какую угрозу для пророка мог представлять Том? И если уж на то пошло: почему нельзя было просто прирезать Тома прямо в пекарне? В конце концов, Галена же Мельхиор не отравил – он пытался застрелить его из арбалета… Так что же знал мой друг? Что он видел?
Мне снова вспомнились слова Тома: «Гален что-то написал на щётке».
Я нахмурился.
Сперва я думал, что Том бредит, но потом увидел чернильное пятно на ручке. Однако там не было никаких слов. Так как же Гален тогда писал…
Я замер. И уставился на знамя, обернувшееся вокруг древка на башне. Ветер ослаб, и полотнище вновь развернулось. Химера исчезла, уступив место льву и единорогу. И буквы девиза больше не были перепутаны. Код расшифрован.
DIEU ET MON DROIT.
Сердце подскочило в груди. «Гален что-то написал на щётке…»
Полотнище снова обернулось вокруг флагштока. Шифр и химера.
Знамя развернулось, и они исчезли. Но я вдруг понял.
Я всё понял.
Я едва справился с собой, чтобы не выпрыгнуть из клетки сию же секунду, и посмотрел на охранника, страстно желая, чтобы он хоть на миг отвернулся. И тут, к моему изумлению, желание исполнилось. Охранник уже не пытался делать вид, что с ним всё в порядке. Он вздрогнул, снова нервно переступил с ноги на ногу, а потом начал прохаживаться взад-вперёд. Похоже, это не помогло. Во всяком случае, мужчине явно было очень неуютно. Он утёр лицо рукавом и осмотрел площадь. Дёрнул себя за ремень, пытаясь его ослабить. Его дыхание участилось. Наконец, в последний раз оглянувшись по сторонам, он ринулся в ближайший переулок, на ходу расстегивая штаны.