– Ну право, – возмутился Сенька и не нашелся больше что сказать.
– Ан гард! – вдруг воскликнул барин и сделал выпад в сторону воображаемого противника. – Если бы ты знал, мальчик, что это за шпага… – сказал он, показывая Сеньке свой хлипкий, подходящий только для парадов снаряд. – Я берусь пронзить ею кипу шерсти!
Уходить со двора барин явно не спешил. Между тем скрывавшиеся в лопухах Ободняковы переступали с ноги на ногу, свёртки и узелки с продуктами тяготили их руки, в довершение ко всему, по причине некачественной накладной бороды, щеки и подбородок у Усатого начали чесаться и зудеть.
– Ждать ли? – шепотом спрашивал Усатый у Крашеного. – Я полагаю, мы его несколько… смутим. Ведь он, эндак, основательно простоволос, – сказал Усатый, имея в виду то, что граф пребывает в исподнем.
Крашеный, не находя ответа, только двусмысленно пожимал плечами и переминался с ноги на ногу. Так бы, пожалуй, продолжалось весьма долго, но случай вновь вступил в свои права и все решил за Ободняковых. Свёрток с продуктами, который Усатый поминутно перекладывал с руки на руку, почесывая то одну, то другую зудящие щеки, вдруг затрещал и лопнул в области днища. Провиант с глухим стуком повалился на землю.
– Проклятие… – сдавленно выругался Усатый.
– Ох… – произнес Крашеный.
Барин тут же повернул голову в сторону Ободняковых, спрятал шпагу за спину и затравленным высоким голоском спросил:
– Кто тут?
Далее скрывать себя Ободняковым не было никакого смысла. Поэтому господа робко выглянули из-за забору и произнесли:
– Это мы.
– Пришли поблагодарствовать-с за чудесное спасение, – сказал Усатый и, сконфузившись, кинулся собирать рассыпавшиеся продукты.
– Изумительная история, – добавил Крашеный. – Благодаря месье Семену. Обязаны жизнью-с…
Усатый оторвался от продуктов и оба радостно замахали Сеньке. Сенька несколько мгновений с ужасом глядел на измененных гримом Ободняковых, пытаясь признать в них вчерашних Ободняковых, а затем просиял в ответ и сказал барину:
– Это те господа, что вчерась в банях представленье давали, а я их спас. Лицедеи оне, – и шепотом добавил. – Богатством располагают.
Барин приосанился. Сенька поспешил к Ободняковым и открыл им калитку. Они расцеловались. Сенька всё с удивлением поглядывал на грим артистов.
– Мы роль репетируем, братец, – пояснил Крашеный. – Нечего и пугаться.
– Собери-ка ты снедь, братец, – попросил Усатый Сеньку.
Ободняковы поспешили к барину, который ожидал их, выставив вперед носок одной ноги и вложив руку в полу своего ветхого халата. Был он анемично бледен, давно не чесаные кудри топорщились на ветру пенькою; впрочем, лицо его было даже красиво, кабы не запущенность.
– Смелая порода, – со снисходительной улыбкою сказал барин. – Знает, с кем дело держит. Ведь я сам имел неоднократные подвиги на различных поприщах, не исключая и амурных. Хотя предпочитаю не распространяться.
Господа представились.
– Вонлярлярскый, – отрекомендовался в свою очередь барин. – Граф Данила Дмитриевич, – Просвещаю молодежь. Знаете ли, несуразно, когда в дому императора на Востоке голубей почитают за лакомство и подают с зеленым горошком и изысканными специями, – граф сглотнул, и артисты увидели его небритый, далеко выдающийся, вероятно, от недостатка иоду, кадык. – А здесь всячески третируют и обругивают крысою, – он недовольно посмотрел на Сеньку. – Ничего не знают. Ни на каплю.
Ободняковы смущенно покивали, озираясь на Сеньку.
– К слову, – опомнился барин и указующе провел ладонями по засаленному ветхому своему платью, – это, конечно, не для внешних глаз. Не люблю рядиться. Предпочитаю простоту во всём. Веду свой образ жизни подобно Цинцинатту, – носком туфли граф указал на тощие капустные головешки, торчащие из грядок, а затем вновь принялся сновать руками по халату, будто приглашая господ рассмотреть сии лохмотья поближе.
Ободняковы вновь закивали, не зная, куда себя деть. К счастью тут подоспел с подобранными продуктами Сенька и барин с достоинством произнес:
– Добро пожаловать в мое скромное жилище. Однако ж мы уже отобедали-с, – добавил он негромко и торопливо. – Потому-с не обрадуем вас обилием яств. Согласно армейским порядкам привыкли обедать рано.
Ободняковы коротко переглянулись, еще паче понимая всю прискорбность положения Вонлярлярского, ведь на часах едва ли было девять.
Гости вошли в дом и тут же погрузились в кромешную темноту. Пахнуло сыростью и глиной.
– Не обращайте внимания, – бодро заметил Вонлярлярскый. – Мрак держим для воров, коих в этом гадком городишке, – он сквозь зубы выругался, – предостаточно, будьте уверены. Вас еще не грабили? – он запнулся во тьме и зазвенел какими-то склянками, и вновь Ободняковы услышали сдавленную ругань графа. – У нас завсегда грабят, а в гостиницах и подавно.
– Не приходилось, – ответил Крашеный, на ощупь пробираясь к забрезжившему впереди свету.
– Нет, – ответил Усатый, осторожно выставляя вперед ногу. Оба же при этом одновременно подумали: «Однако…»