Чумщск. Боженька из машины

– Не стану я есть эдакую гадость! – крикнул Василий, видимо внимательно подслушивавший артистов, – Я бате на вас нажалуюсь!

– Тогда произнесите фразу, – нервно крикнул Крашеный, – неужели так сложно?

– Эй, кто там внизу? Есть ли кто? – вдруг раздался пьяный голос из-за дверей. Ефим и Афанасий раздавили уже вторую бутылку. По всей видимости, они, так же, как и Ободняковы были доведены до отчаяния попытками Василия, и им порядочно надоело слушать одно и то же.

Артисты пошли на хитрость. Выпросив у охранников лоскуты бумаги и цветные карандаши, они огромными буквами написали реплику Василия. Для подстраховки Крашеный сделал четыре экземпляра и развесил их на всём пути сценического перемещения юного артиста.

Это не помогло.

Захмелевшие Ефим и Афанасий покинули пост и всеми силами помогали артистам – давали ценные советы и поругивали Василия:

– Куды ж ногу-то выпячиваешь? Засмеют!

– Едрить твою налево! Линию-то, линию гляди!!!

– “Эй, кто там внизу? Есть ли кто?” Написано ведь! Написано!

Наконец, все выдохлись.

Распаренные Ободняковы сидели на полу и мутным взглядом глядели на плакаты.

Ефим и Афанасий вынимали из баночки оставшуюся кильку и вполголоса переговаривались.

Василий сидел на кровати и угощался из термоса. Казалось, что он не имеет ровно никакого отношения к происходящему. Взгляд его был ясен и не выражал никаких душевных треволнений.

– Всё бессмысленно, – вяло сказал Крашеный, – мы ничего не сумеем добиться от него.

– Если мы не заставим его играть, нас посадят, – разочарованно отвечал Усатый.

– Видимо такова наша участь. Я не знаю, что мы можем ещё предпринять. Я бессилен, – грустно произнёс Крашеный.

Ефим и Афанасий доели кильку, и подошли к артистам.

– На пару слов не изволите ли судари? Поговорим за дверью.

Ободняковы вышли вслед за караульными в коридор.

– Ежели мы научим его говорить, на какую благодарность мы сможем рассчитывать? – спросил Ефим.

– На какую угодно, – радостно отозвался Усатый.

– В рамках полтины, – поправил его Крашеный.

– Идёт, – сказал Афанасий.

– Вы господа, подождите за дверью, а лучше сбегайте за бутылочкой. И не лезьте в спальни, – лукаво произнёс Ефим, – а как будет готово – мы и позовём.

Ободняковы повиновались.

Да не сочтут читатели незнание за лукавство, но никому наверняка неизвестно, что происходило в спальнях, пока Ободняковы ходили за бутылкой. То ли Ефим и Афанасий использовали заграничную методу обучения, то ли обладали они неким даром гипнозу и духовных внушений, а может быть использовали куда более практичные средства. Известно одно – когда Ободняковы вернулись из лавки, красный и слегка помятый Василий словно грампластинка отчётливо выдавал заветную фразу: «Эй, кто там внизу? Есть ли кто?» В глазах его читались страх, боль и даже удивление, словно бы он сам поражался тому, что, наконец, никак не дававшаяся фраза вдруг сама вылетала из его уст. В спальне были заметны перемены – караульные натащили стульев и свалили их в огромную кучу. Однако Ободняковым никакого дела до этого не было, их обуяла радость и они попеременно жали руки охранников. Взмокшие Ефим и Афанасий получили заветную бутылку.

– Вы наши спасители! Это невероятно! Как же вам удалось в конце концов?

– Мы своё дело знаем, – скромно отвечал Ефим.

– Разговаривать с людями умеем, – подтвердил Афанасий, – что ж вы думаете мы своей профессии не знаем?

– Нисколько не сомневаемся, – радостно ответил Крашеный.

– Ежели, он начнёт забывать или ещё чего выкинет – вы ему скажите, что соорудить башенку – плёвое дело.

– Башенку? Я не совсем понимаю, о чём вы, – признался Усатый.

– А вам и не надо понимать, – уверил Ефим, – просто напомните и всё. Он поймёт.

Ещё раз убедившись в том, что Васенька не забыл свою реплику и крепко держит её в голове, артисты покинули слегка вздрагивавшего и бросавшего трусливые взгляды на стулья начинающего лицедея.

Когда Ободняковы вышли из полицейского участка, уже вечерело. Вдохнув вечернего воздуха, артисты скрутили папиросы и со вкусом закурили. Завтра им предстояло дать первое выступление в длинной гастроли. Как оно сложится? Неизвестно, есть ли человек, у которого найдется ответ на этот вопрос. Впрочем, артисты особенно об этом не задумывались.

– Иноверец! – вдруг заорал Крашеный.

Усатый вздрогнул и выронил из рук папироску.

– Где? – испуганно заозирался он по сторонам.

– В полицейском ребусе, – радостно сообщил Крашеный. – Я его разоблачил!

X

И вот, настал день спектакля… Ох уж этот спектакль! Даже сейчас, спустя немалое время, минувшее с момента представления, можем ручаться: спроси у его свидетелей о самом примечательном событии в истории города за последние надцать лет – девять из десяти чумщинцев, включая старожилов, без раздумий назовут день окончания ободняковской «гастроли».