Чунье

– Я тебя люблю, – сказала жена.

– Я тебя тоже.

– А я тебя больше люблю!

– Нет, я!

– Ничего подобного! – Возразила жена. – Я тебя люблю от всего сердца, а ты… а у тебя просто стокгольмский синдром!..

А вы знаете, диалог заиграл новыми красками, стал объёмней, воздушней, правдивее, что ли…

– Хватит играть в свои диалоги, пора домой собираться.

– Я и так дома.

– Ты понял, о чём я. Кстати, твои сумасшедшие дружки просили письмо передать. – Она похлопала себя по карманам, потом открыла свою сумку и достала сложенный лист бумаги. – Читай!

– А почему сумасшедшие?

– А нормальные такое напишут?

На листке аккуратным почерком второклассника было выведено: «Пока ты прохлаждаешься у себя в доме, у нас тут молоко убежало. Противников много, и они сильнее… ну или их просто больше – мы пока не разобрались, но шансы на победу у нас имеются. Будь ловок и бдителен, чтобы не утратить своего позиционного преимущества, помни о клятве и срочно возвращайся!

И, да – не умничай! Твой ум не силён и не слишком глубок, чтоб замыслов божьих распутать клубок…»

В конце записки стояла подпись: Алькалоид.

– А это ещё от кого? Ничего не понимаю!

– От мордастого, Нехая. – И, видя моё недоумение, добавила, – это он переименовался в честь твоего брата, как он сказал: «В память о трагических событиях!»

– Вот ведь болтун, – я не знал, смеяться или негодовать.

– Не знаю, в этот свой приход он казался искренним. Правда плёл что-то про «кругом враги, если не мы, то кто» – в общем, как обычно.

– Он один?

– Вроде бы. Давай, собирайся.

– А почему ты тогда сказала: «твои сумасшедшие дружки письмо передали»?

– Не знаю, как-то само собой получилось. Они же как беда – по одному не ходили.

– Да-а? А ты не хочешь рассказать про своё детективное агентство? – наобум ляпнул я.

– Откуда с чего ты взял? – я явно застал её врасплох, но реакция была мгновенной: – Это ты мне расскажи какие клятвы давал? И кому?

– Ну-у… я не знаю, о чём он пишет, бред какой-то. А клятвы… вступая в ряды пионерской организации – раз, присяга в армии – два, и тебе в ЗАГСе.

– То есть, я у тебя третья?

– Первая, первая… ты мне зубы не заговаривай, что там с детективным агентством?

– Обожди! Ты меня любишь?

– Да.

– Ты мне рад?

– Да.

– «Да» и всё? Ты не хочешь со мной разговаривать? – И, поняв, что загнала меня в тупик, примирительно добавила: – Ладно, не сердись!

– Я не сержусь.

– Но ты и не радуешься!

Вот что тут ответить, как с ней вести диалог не проигрывая?..

Ищи свищи

– То есть, ты хочешь одолжить меня у жены, я правильно понял?

– Абсолютно!

– Чтобы мы опять пошли туда – не знаю куда, и отремонтировали то – не знаю что?

– На этот раз всё проще, без неизвестных. Нам надо просто сходить с тобой к началу времён и отремонтировать Бен-Альтаира. Ну а дальше мы справимся и сами! – он расцвёл в дружеской улыбке. Так обычно говорят друзья, когда хотят денег одолжить: «Ты самый лучший и самый добрый, ну что тебе стоит? Я ж не за миллионом пришёл, дай тысячу баксов, завтра утром отдам обязательно!» – И при этом стряхивая с тебя несуществующую пыль.

– Где я тебе тысячу найду? Я бедный пенсионер.

– Какую тысячу, ты о чём? Я тебя прошу помочь вылечить Мулю.

– Я не доктор!

– Ты даже не медсестра, тебе не надо ничего делать, нужно только твоё присутствие. Ты же помнишь, что когда мы проявились, то за основу взяли тебя? Ты, так сказать, наш базис, что ли. Как БИОС в компьютере. Сядете с ним рядом, голова к голове, и через полчаса мы вернём его заводские настройки.

– «Заводские настройки»?

– Ну это я так, образно, суровым языком плаката.

– Ну не знаю, если только на полчаса, то пусть приходит, вытерплю.

– Родной наш, не делай вид, что не понял. Я не могу его привести, к нему надо идти. И не в соседний дом или город.

– Как же я сразу не догадался: туда, не знаю куда?

– Ага! К началу.

– Было бы проще, если бы ты объяснил, что имеешь ввиду. К какому началу?

– Ну вот смотри. Ты уже в курсе, кто мы такие и чем занимаемся, и даже присутствовал при некоторых работах.

Все наши попытки напоминали разбрасывание семян вслепую. У вас в какой-то книге написано: если упадёт семя на бесплодную землю или на асфальтовую дорогу, то ничего не вырастет, упадёт в воду – сгниёт, зимой – замёрзнет, летом – погибнет без воды. Все наши ремонты пути – это как асфальт в яму в проливной дождь. Или нет – это разбрасывание зёрен, раз с них начал. Мы не можем сказать, да и никто не может сказать, где эта семечка сможет провалиться сквозь толщу реальности к дефектному месту. Вот пример: ты сделал сварной шов, сварил два листа реальности… два металлических листа. И в этом шве оказались дефектные поры, свищи – по-вашему.

– Почему?

– Потому что ты плохой сварщик! Не перебивай! Можно наобум тыкать электродом в шов, стараясь попасть в свищ, но вероятность попадания…

– Понял, как у семечки провалиться в щель в асфальте.

– А ты смышлёный, – он не мог не улыбнуться и не погладить меня по голове, как какого-то дебила, – но если мы не хотим переваривать весь шов, то можем исправить его в одном месте, том единственном месте, где началась сварка.