Чуть-чуть считается

Красный карандаш-торпеда ударил в пенал, сбил один коробок и завалил набок трёх солдатиков. Солдатики у Феди стояли в строю. Один солдатик завалился на второго, второй — на третьего. И сразу три и упали.

— Вражеский транспорт пошёл ко дну! — закричал Витя. — Противник несёт значительные потери в живой силе и технике! В рядах противника паника! Необходимо использовать благоприятный момент и добить врага!

— Откуда ты взял, что у нас паника? — буркнул Федя, устанавливая завалившихся солдатиков и ставя на место коробок. — И вообще твой выстрел, Витя, не считается. Потому что это не по-честному.

— Не считается, теники-веники?! — вскипел Витя. — Почему это, интересно, не считается? Может, опять чуть-чуть?

— Вовсе совсем и не чуть-чуть, — сказал Федя. — Не считается потому, что начинать должна Люба. Она всегда начинает. Ты сам знаешь.

— Да! — заорал Витя. — Почему всегда обязательно должна начинать Люба? Что ты глупости-то придумываешь?! И потом, я её предупреждал! А она чего? Я вас обоих предупреждал! Скажи честно, предупреждал или не предупреждал?

— Так я, Витя, — сказала Люба, — как раз и собиралась говорить по телефону. Я как раз уже и руку протянула. А ты…

— Чего? — удивился Витя. — Когда это ты протянула?

Люба стояла у окна и смотрела на белое облако. Не оборачиваясь, она сказала:

— А вот тогда и протянула.

— Врёшь! — закричал Витя. — Опять ты, Люба, врёшь! Ты прямо совсем не можешь, чтобы не врать! Ты играть не хочешь, вот чего! Так возьми прямо и скажи, что не хочешь!

— А ты больно хочешь, — хмыкнула Люба.

— И хочу! — крикнул Витя.

Крикнул. Осёкся. И замолчал.

В белом облаке за окном гудели пчёлы. Тюкал топор по бревну. В соседних комнатах слышались голоса многочисленной прохоровской родни. У Прохоровых всегда был полон дом народу — каких-то дядей и тётей, дедушек и бабушек.

— Я и вправду, мальчики, не хочу играть в ваших солдатиков, — тихо проговорила Люба, не поворачиваясь от окна. — Идёмте лучше на Волгу. Очень искупаться хочется. Нет, правда, мальчики.

На верстаке замерли в боевой готовности пластмассовые армии. На зелёный телефонный ящик тихо падали с вишни крохотные белые лепестки.

— Я наврал вам сейчас, — буркнул Витя. — Мне тоже не хочется здесь сидеть. И играть в солдатиков мне не хочется. Вернее, немножечко хочется, но купаться ещё больше хочется.

— И мне, — сказал Федя.

— Во, ребята! — воскликнул Витя. — У меня идея! Помните ту полянку над Волгой? Которую дед Коля нашёл? Давайте на ней развернём сражение. Во! Прямо в естественных условиях. Пехота маскируется, применяясь к местности. А то действительно, чего тут на верстаке? Это зимой тут хорошо. Операцию назовём «Оборона водного рубежа». Враг рвётся через Волгу, сооружает понтонную переправу. Я ещё у деда спрошу: а на реке можно торпедами?

— На реке купаться можно, — сказала Люба. — Там под самым обрывом пляжик есть. Я сразу приметила. Там сколько влезет купаться можно. Поиграли немножечко и — купаться.

— Точно, и — купаться, — поддержал Федя.

Глаза у Любы блеснули хитринкой.

— И я вовсе даже не врунья, мальчики, — шепнула она. — Я просто придумщица. Вот честное пионерское, просто придумщица. Честное-пречестное!

Глава шестнадцатая Штучка с ручкой

С Васей Пчёлкиным ребята встретились недалеко от Дегтярного переулка, уже когда почти подходили к водоразборной колонке. Возвращались с Волги и встретились.

Они теперь почти каждый день отправлялись с утра на свою полянку. Далековато, конечно, от Вознесенья до кладбища, особенно если пешком. Но уж больно и впрямь удобной оказалась та полянка, на которую наткнулся дед.

Полевой походный телефон Витя с Федей по очереди тащили на ремне через плечо. Солдатиков распихивали по карманам: Витя — свою армию, Федя — свою. А пушки, которые раньше стреляли огрызками карандашей, а теперь — собранными под обрывом камешками-голышами, несла в противогазной сумке Люба. Сумку Федя нашёл в старом хламе на чердаке. Люба сделала из красной шёлковой ленты крест, пришила его на сумку, и сумка получилась санитарной.

Наигравшись в войну, они купались под обрывом в Волге. Про торпеды дед сказал, что ими стреляют только в море. На реке ими негде стрелять. Но Витя придумал, что у них вовсе и не река, а самое что ни на есть море. И они с Федей устраивали торпедные атаки, топили вражеские транспорты и корабли охранения. А после, перетопив всё, что было можно, бултыхались в воду. Отогревались на горячем песке и бултыхались снова.

А к обеду топали через весь город обратно — мимо «пожарки», через площадь, мимо купеческих гостиных дворов, мимо фонтана в сквере, мимо Старого театра, в котором работала дяди-Андрюшина тётя.

На этот раз, как всегда, усталые поднимались в гору, на Вознесенье. Пока прошли через весь город, что купались — что не купались, снова сомлели от жары. Хоть лезь головой под кран водоразборной колонки.

— Привет! — окликнул их Вася Пчёлкин. — Как поживает мой телефончик?