Чуть-чуть считается

— Мой бледнолицый брат, — грозно шипел я, — твоё ухо утратило чуткость. Берегись, враг крадётся по следам, у него бесшумные мокасины.

— Ты говори давай, к какому озеру! — кричал Вовка.

— К Мерцающему Зеркалу, — говорил я.

— А ты чего простучал? — злился Вовка.

Мы снова стучали и бегали к телефону.

Потом мы стали бегать к телефону реже. Труба центрального отопления гудела от напряжения. Я так старался, что сколол с неё всю краску. У нас налаживалась превосходная связь.

И вот, когда мы уже почти перестали пользоваться телефоном, к моим родителям неожиданно явилась делегация: целых три тётеньки и два дяденьки. Добродушный толстый дяденька в дырявых шлёпанцах и с совершенно лысой головой запыхтел:

— Это же, простите, чёрт знает что. У нас всё-таки жилой дом, а не тюрьма. Это, может, в тюрьме принято перестукиваться… Неделю я терпел. Я думал, это водопроводчик. Оказывается, это не водопроводчик. Что же это такое, я вас спрашиваю?

— Обычная морзянка, — сказал второй дяденька с чёрными бровями. — Я служил радистом на эсминце и разбираюсь. Гуроны отступают… Женщин и детей на плоты… Томагавк не промажет… Ослиная Голова поплатится скальпом…

Чернобровый дяденька шпарил как по-писаному.

— Ослиная Голова — это ты или тот? — спросил он и показал на потолок.

Я держался с мужеством, которому позавидовал бы сам Соколиный Глаз.

— Нет, — произнёс я. — Меня зовут Колей, а его Вовой. А Ослиная Голова — наш враг.

— И этот ваш враг тоже живёт в нашем доме?

— Нет, — сказал я, — он живёт в Стране Великих Озёр, на берегу озера Мичиган.

Дяденька, который раньше служил на эсминце, потёр ладони, словно он замёрз, и сказал:

— Занятно. Значит, ваши переговоры Ослиная Голова не подслушивает? Это очень правильно. Жаль только, что их подслушивают другие. А вообще-то я, со своей стороны, могу заявить только одно: я не против морзянки, мне, может быть, даже интересно. Но вот жена… Она ведь ничего не понимает в морзянке…

Какая из трёх тётенек была его женой, я не разобрал.

Они осадили мою маму и говорили все вместе. Мама их уверяла, что стуков больше не будет. А добродушный дяденька пыхтел своё.

— Это же чёрт знает что, — пыхтел он. — Это хуже, чем сдирать с живого человека скальп.

Тоже мне — скальп! А у самого на голове ни одной волосинки. Вот с меня так действительно чуть не сняли скальп. Мама меня потом так за волосы оттаскала, что у меня даже шея растянулась.

Духом мы, однако, с Вовкой не упали. Мы быстро придумали другой вид связи. У меня жил кот Васька. Это был большущий дымчатый кот с зелёными глазами. Он целыми днями гонял где-то по чердакам и подвалам, а проголодавшись, возвращался домой и мяукал под дверью. Я пускал его в квартиру и кормил.

Приспособить кота для связи предложил Вовка.

— Вот кто будет носить наши донесения, — сказал он.

— Как носить? — спросил я. — В зубах?

— Нет, — сказал Вовка, — в зубах он не унесёт. Это тебе не собака. Мы ему ошейник сделаем.

Из ремешка от часов мы соорудили Ваське отличный ошейник. Кот пятился задом и мотал головой. Потом он ловко содрал ошейник лапами. Мы затянули ремешок ещё на одну дырку. Васька злился, фырчал, тыкался задом в шкафы и стены, но освободиться от ошейника не мог.

— Так, — сказал Вовка. — Теперь нам нужно научить его бегать на шестой этаж и обратно. Что он больше всего любит?

— Колбасу он больше всего любит, — сказал я. — «Собачью радость».

Мы купили колбасы, дали коту как следует её понюхать и выставили его на лестницу.

За дверью послышалось жалобное мяуканье.

— Порядок, — сказал Вовка. — Действует.

Мы впустили Ваську и щедро его вознаградили. Затем мы отнесли его к Вовке и повторили опыт. Мяуканья за дверью не раздалось. Мы выглянули на лестницу. Кот исчез.

Нашли мы его на третьем этаже, у моей двери. Пришлось снова тащить кота наверх. Но он упрямо не желал мяукать под чужой дверью.

Через час терпение и колбаса кончились. Васька не мяукал уже и на третьем этаже. Он налопался и сонно жмурил глаза.

Тогда мы отнесли его на чердак, посадили под старую корзину и придавили её сверху кирпичами.

— Посидит денька два, проголодается, галопом поскачет, — заверил я.

Через два дня мы дали Ваське понюхать колбасу. Мы хотели, чтобы он её сначала только понюхал. Это было в Вовкиной квартире. Кот подпрыгнул и вцепился в «собачью радость» когтями и зубами. Он шипел и рычал, как тигр. Он летал со шкафа на комод и с печки на книжные полки. Нам не удалось отбить от него колбасу. Кот проглотил весь кусок во время полётов, не разжёвывая.

Мы замазали йодом царапины на руках и снова посадили Ваську под корзину.

Через полмесяца кот мяукал как на третьем этаже, так и на шестом.

И тогда мы приступили к разработке специального шифра. Нужно было придумать такой шифр, чтобы только два человека на всём земном шаре — я и Вовка — могли прочитать, что сообщается в донесениях, которые будет носить наш учёный кот.