Чуть не треснуло очко!

«Ну что, петушок, не хотел по-хорошему? – поглаживая рукой вздувшуюся ширинку, спросил меня тот, что вёл переговоры у ворот школы. – Раздевайся, сученок! У меня на твои аппетитные булки давно стоит». Что мне оставалось? Не подчинюсь - изобьют до полусмерти и всё равно своё получат. Не для того меня везли в такую даль, чтобы я корчил из себя целочку. Через пару минут я уже лежал поперёк кровати. С одной стороны свисает моя голова, с другой стороны мои ноги. Парень встал у моего изголовья, за волосы приподнял голову и без тормозов засунул конфету в мой рот. Ещё один пристроился сзади, развёл коленями мои ноги, сплюнул для смазки на отверстие и одним резким толчком всадил свой стручок по самые помидоры. Охнув, я дёрнулся вперёд и, не желая того, насел на весь орган переднего. Я не мог тогда выбрать, где было больнее, в заду или в глотке. Шлифовали меня по-чёрному, словно в последний раз, потом за дело принялась вторая двойка. И так продолжалось до позднего вечера…

Итак, в девятнадцать лет, я конкретно стал городским петухом. Я не мог спокойно пройти по улице, так как всегда находился желающий поработать на моём товаристом станке. Ещё хуже обстояло дело в учебном заведении. Если на улице я делал ноги, то тут мне некуда было бежать. Каждая моя попытка оказать сопротивление заканчивалась избиением после занятий и, в конце концов, я смирился и на переменах стал безропотно принимать за щёчку молочко у пацанов либо в туалете, либо на каком-нибудь чердаке. В день приходилось обслуживать по полтора десятка ребят. Не скажу, что я совсем не получал удовольствие, ведь среди моих клиентов были ребята, которые мне нравились. Но одно дело, когда ты хочешь сам и другое, когда ты должен. Не забывали меня и парни на машине, они, с интервалами в две недели увозили меня в загородный дом или на квартиру к одному из них, бесцеремонно жмакали хором во все отверстия и отпускали до следующего раза.

Наконец, наступили летние каникулы, и я вздохнул с облегчением. Как минимум, три ближайших месяца я был избавлен от обязательной повинности, я перестал выходить на улицу, не поднимал телефонную трубку, ушёл в глубокое подполье. В итоге все решили, что меня нет в городе, и успокоились. Зато забеспокоилась мама, она решила, что я нездоров, раз сиднем сижу дома, и что я должен поехать в Дом отдыха на берегу Каспия. Достала мне путёвку на работе и отвезла туда. Сама остаться она в Доме отдыха не могла из-за работы, так как у неё отпуск должен был быть в октябре.

Первый день я и тут гулял с опаской, вдруг встречу кого-нибудь, кто знает меня. К вечеру успокоился, а на следующий день я, неожиданно для себя, испытал высокие чувства! Почему-то выделил именно его в компании таких же красивых мускулистых парней, которые проходили мимо, и этот парень приветливо улыбнулся мне. Этой доброй улыбки хватило, чтобы моё сердце перестало мне принадлежать. Позже я узнал, что эти ребята из юношеской сборной города Пальчика по футболу, их привезли на отдых после спортивных двухмесячных сборов. Ребятам по восемнадцать и девятнадцать лет. Все такие симпатяги, словно сошли с обложки какого-нибудь глянцевого западного журнала.

С Аликом мы познакомились в тот же вечер. Он сам подошёл ко мне в столовой после ужина, и мы пошли погулять вдоль берега. Увлечённые разговором, мы не заметили, как далеко ушли от наших домиков.

– Давай вернёмся, – предложил я ёжась.

– Замёрз? – Алик обнял меня за плечи и ласково притянул к себе. У меня от нахлынувших чувств подкосились ноги, и я оказался в жарких объятиях парня. Так страстно меня зажимал только Осман. Мы так же лежали на берегу моря, и метла Алика так же обрабатывала меня, а его сильные руки так же грубо массажировали моё тело. Но было и отличие. Теперь я сам хотел, чтобы парень распечатал меня и до бесконечности потел на мне. Поэтому, когда Алик перевернулся на спину и надавил на мою голову, я сам стянул с него шорты и впился губами в его толстую мясистую колбасу. Я хотел понравиться Алику и старался как никогда: лаская рукой его тугой мешочек, я глубже и глубже насаживался на подрагивающий шланг. Я слышал, как усиливаются стоны Алика, но не ожидал, что он так быстро закончит. Ведь я не знал, что во время спортивных сборов им запрещено заниматься чувственными наслаждениями. Брызгал из своего шланга Алик долго и много, потом поставил на меня четвереньки и медленно, стараясь не причинить сильной боли, решил поиграть с моими булками. Откровенно говоря, не привыкший к таким деликатностям, я вначале был разочарован, но стоило ему полностью ввести свой долбильник, как от его деликатности не осталось и следа. Во мне был страстный голодный самец. Толчки его долбильника усилились до такой мощи, что я не смог устоять на четвереньках и растянулся под ним. Невозможно описать словами чувства, которые я испытал в тот момент: восторг, блаженство, признательность, любовь и снова блаженство. Второй раз в жизни я испытал высшее наслаждение. Содрогаясь в конвульсиях, я так орал от наслаждения, что Алику пришлось зажать рукой мой рот.