– Да, пора тебе рассказать о моём одном из лучших времён в моей жизни. Армия, на мой взгляд, это самый главный рассадник нетрадиционных отношений между парнями; там же служат молодые двадцатилетние парни, у которых колбаса до колен и дымится как паровоз, а баб там нет. Зато есть баня и волей неволей посматриваешь на шланг сослуживца, и на его булки, главное чтобы в это время у тебя инструмент не встал, а то сразу спалишься. Хотя быть голубком в армии мне понравилось, всегда, как минимум, ты можешь любоваться горячими телами парней, а разведёшь ты их на пожмакаться или нет, это уже второй вопрос. Ну а в общих чертах, в армии солдаты друг друга долбят и это чистая правда, а кто говорит, что это не так, то он нагло врёт.
– Ты спалился? – спросил Антон.
– Не то чтобы спалился, но рассказать мне есть что, тем более служил я после окончания ВУЗа, всего один год, но этот год мне запомнился на всю жизнь. В армии все по-тихому себе стволы теребят - это факт, потому что с большими шарами ходить не охота, а кто рассказывает, что он в армии натягивал баб, то тот врёт, нагло врёт, скорее его там натягивали сослуживцы, чем он кого-то, это всё просто юношеский задор.
– Так рассказывай, мне очень интересно, тем более что я там никогда не был и не буду, так как мой товаристый станок нужнее здесь! – Антон с нетерпением ждал рассказа дяди Игоря об армии, полностью доев бутерброды и выпив чай.
– Конечно, твой товаристый станок нужнее здесь! Хорошо, расскажу, тем более есть, что рассказать мне тебе об армии, о своей сладкой армейской службе.
***
– Когда я там был, то ненавидел всей душой эту обязаловку, тупость, однообразие, но прошло время и почему-то вспоминается только хорошее. Отслужил я тогда уже полгода, шесть месяцев пробыл в учебке, которая находиться в нашем городе. Потом служил в части, в войсках МВД, в десяти километрах от Колоссибирска. Перевели меня во взвод охраны, хотя на деле я расчерчивал топографические карты и занимался остальной писаниной и канцелярией, там не то чтобы была полная свобода, но дышать стало легче, чем в учебке. Правда, по части более тесных отношений ничего не было, явных кандидатов не наблюдалось, а подкатывать к тем, кого я только подозревал в голубых склонностях, просто боялся. Конечно, заводил там разные разговоры на тему секса; когда мы боролись и дурачились, я часто прикасался к шлангам сослуживцев, иногда как бы случайно, иногда и явно, но те просто смеялись удачной шутке, никакой реакции и тем более никакого возбуждения у них не было; в бане несколько раз по просьбе друзей потёр им спину, потихоньку касаясь руками их булок, но быстро бросил это дело - мой инструмент сразу начинал выпирать так сильно, что уже никакими смешками отделаться было невозможно, приходилось быстренько бежать в туалет и разряжаться рукой. Но особенно мне запомнился один случай. Так как служил я в ментовской части, приходилось иногда выходить в патрули по городу в конном и пешем порядке, но об этом я расскажу тебе чуть позже. А пока стоит рассказать тебе вот о чём…
Это было одно из первых тесных знакомств и приключений в армии, которое тоже забыть было б преступлением, эту историю я точно не могу пройти стороной. Это было, когда мы только приехали в учебку, и я был ещё зелёным духом. Однажды поставили меня дневальным по роте, и в казарму вошёл дедок, по имени Вовка. Этот деревенский парень был невысокого роста, но с огромным отвесистым шлангом, который я наблюдал в бане. Вовка был взрывного характера, и когда входил в казарму, то ради прикола заставлял кричать команду: «Смирно!» Тех, кто не кричал, он избивал сразу же на месте. И вот я, стоя на тумбочке, вижу, как заходит Вовка. Если не крикну, то получу по морде, если крикну, то офицеры, находящиеся в канцелярии, объявят ещё пару нарядов. Думать было некогда, и я растерялся. Улыбнулся Вовке во весь рот, во все тридцать два зуба. К моему удивлению, он тоже улыбнулся и, спросил меня, как меня зовут. Так начался небольшой диалог, который затем привёл к долгой дружбе и хорошему жмаку.
Оказалось, что наши кровати в казарме были почти рядом. Через два дня Вовка переложил меня на соседнюю с собой кровать, и я понял, что начинается другая страница наших отношений. Не было ни слов любви, ни прочих соплей. Ночью Вовка положил свою ладонь мне на булки, и я понял, что за дружбу надо платить. Он подтянул ближе к себе мой станок. Я ждал, что будет дальше. Он намочил свой палец слюной и стал вставлять его в моё колечко. Смочив достаточно моё кольцо, он приставил свой шланг и надавил. Я не успел испугаться, так как меня волновал больше вопрос о скрипучих кроватях, а не о боли, которой обожгло всё тело. Вовка понял, что скрипом мы разбудим всю казарму, встал и повёл меня в комнату досуга.