Чувак и мастер дзен

Однако Чувак верен себе, поэтому ему не требуется много времени, чтобы примириться с новой ситуацией. Другое дело — его приятель по боулингу Уолтер. Он играет на амбициях Чувака: «Так нельзя, мужик». Он такой же, как любой из нас. Кто-то узнал, что у него рак, кто-то — что его жена ушла к другому или что он потерял работу. Постоянно случается то, чего мы не ждем. Вот что Будда имел в виду, говоря о страдании. И как мы на это реагируем? «Так нельзя, мужик». Но это и есть жизнь, постоянные взлеты и падения. И, подобно Чуваку, нам нужно быть верными себе. Уолтер, напротив, не может принять факт, что жизнь — такова, поэтому продолжает страдать.

Джефф: Обожаю сцену, когда Чувак выходит из себя и орет на Уолтера:

— Слышь, не нервничай!

А Уолтер отвечает:

— Я спокойнее тебя.

— Ты успокоишься?

— Поспокойнее тебя.

Люди думают, что Чувак пофигист, но в этой сцене он действительно выходит из себя. На самом деле весь фильм — о спокойном расслабленном парне, которому жизнь вдруг задает трепку. Но его это не смущает, он не пытается подстраиваться под кого-то, он всегда остается Чуваком.

Мне это близко, потому что я ужасно ценю комфорт. И часть этого комфорта в том, чтобы соответствовать ожиданиям окружающих в отношении тебя. Например, многие думают, что во мне есть эта личность, что я и есть Чувак. Но я — не он. Во мне есть что-то от Чувака, но я гораздо больше, и я другой. Я могу напрягаться, нервничать, и, в отличие от Чувака, мне не всегда по душе, что люди видят мои недостатки.

Сейчас приведу пример. Томас Неллен делал мне прическу и грим на съемках нескольких фильмов. Он отличный парень из Швейцарии, очень щепетильный, талантливый художник, и мы любим болтать и обмениваться идеями, когда он наносит грим. Одна из его задач — следить за актуальностью моего внешнего вида на протяжении фильма. Например, волосы должны выглядеть так, и никак иначе, в каждой сцене. Если мой герой носит определенную стрижку и стареет за время фильма, то и волосы должны поседеть. Если герой не стареет, то, наоборот, волосы должны выглядеть одинаково, пусть даже съемки длятся месяцами. И не забывай: сцены снимаются не по порядку, а волосы должны выглядеть так, как нужно для съемок конкретного эпизода. И все это работа Томаса — учитывать мелкие детали. Вообще, фильм — это сплошь мелкие детали. Но тут как с фокусами, когда ты создаешь иллюзию, зрители не хотят знать, как именно вы это делаете. Если у героя накладной нос, то тебе как зрителю незачем видеть границу между настоящим носом и фальшивым, ты хочешь, чтобы все выглядело по-настоящему, а для этого и нужна последовательность в облике. Если что-то будет слегка не на месте — чары рассеются и зритель выпадет из истории.

Так вот, в конце одного особенно напряженного съемочного дня Томас захотел немного подстричь мне волосы. Это же его работа, так? И он вежливо спрашивает меня: «Когда будем стричься, Джефф? Волосы становятся все длиннее и длиннее».

Со стрижкой у меня старая история: когда меня стригли в детстве или просто подравнивали волосы, я просто сходил с ума. Подстриженные волосы попадали под рубашку, и я никак не мог избавиться от них. Есть еще кое-что: подстригаясь, я чувствую себя, словно Самсон, теряющий свою силу. Это как суеверия в спорте. «Эй, не пора ли тебе постирать носки?» — «Ну уж нет, это мои счастливые носки». — «Брось, не валяй дурака, какая разница?» — «Это мои носки, не трогай их, приятель!»

В тот момент все это накатило на меня, я ощутил раздражение, захотел поскорее пойти домой, поэтому опять отложил стрижку: «Если ты подстрижешь меня сейчас, то потом опять придется подравнивать концы, а я хочу отрастить волосы как можно длиннее к следующему фильму». Где, кстати, Томас тоже должен был работать стилистом.

Он говорит: «Да, Джефф, но ты уже три недели не стригся».

Я ему отвечаю: «Томас, все равно в этом фильме у меня длинные волосы. Если бы я был лысым и не брился три недели, это было бы заметно. Но с такой длиной никто не увидит разницы».

Спор продолжался какое-то время, и наконец я сдался: «Ладно, просто подстриги эти чертовы волосы. Ты стилист, эксперт, в конце концов, давай делай свое дело».

Итак, он стриг мне волосы, а я сидел в кресле и пытался, значит, медитировать. Все эти полчаса я провел в очень сердитой медитации. Я чувствовал и слышал каждый щелчок ножниц. Наконец он закончил и сказал: «Спасибо, я ценю твою сознательность». Но я был вне себя!