Чувства навыворот

Довольно улыбаясь, он отстранился, чтобы заглянуть в эти перепуганные зеленые глазищи, увеличившиеся от волнения почти в пол-лица.

— Хорошо! — прохрипел он, мечтая лишь об одном — поскорее оказаться в ней.

— Правда?

— Правда!

— Честно?

— Честно!

— Не знаю, как так получилось…

— Все в порядке! Я знаю!

— В каком смысле? — вкрадчиво, настороженно.

— Просто я незаметно кончал в тебя все это время! Совсем по чуть-чуть!

— Чт-то? — возмущенный вопль эхом отразился от стен. Ирина ударила его в грудь двумя ладонями, как обычно насквозь пронзая статическим электричеством. — Вот ты придурок, Славик! Мне же теперь придется бросить институт!

— Необязательно. Бабок-дедок и прочих нянек еще никто не отменял. Справимся!

— Но… я скоро превращусь в пузатого бегемота!

— И не раз! Ты родишь мне не раз!

— Я… я…

— Ты-ты! Только ты!

— Идиот!

— Он самый! Не представляющий жизни без тебя… идиот!

Ее злость иссякла. Она вновь потянулась к его губам.

А он вдруг прозрел и увидел огромный чемодан, одиноко стоящий в прихожей. Красницкого прошиб холодный пот, когда до воспаленного сознания дошло, что эта сумасшедшая девчонка собиралась сделать.

— Ты… ты сбежать хотела?

— Извини! Я не знала, как мне иначе сохранить беременность!

— Ты у меня сейчас по шее получишь, пучеглазая! Я накажу тебя за это!

— Ну, не надо, — принялась она жалобно канючить, прижимаясь к нему всем телом. У него от кайфа глаза под веки закатились. И все же, сохранив каким-то чудом твердость рассудка, молодой человек произнес твердым голосом:

— Дай-ка сюда свой мобильник!

— Зачем?

— Дай!

Нехотя Ирина поплелась на кухню. А когда вернулась, протянула ему телефон. Номер отца Слава набрал по памяти, и когда тот ответил, сразу перешел к сути:

— Бать, ты далеко уехал?

— Нет, примерно в двух кварталах…

— Возвращайся!

— Случилось что-то?

— Да! Хочу принять меры, пока моей дурехе не приспичило свинтить от меня куда-нибудь, сверкая пятками! Ты можешь сделать так, чтобы нам на пять минут открыли ЗАГС?

Отец дико загоготал по другую сторону телефона:

— А до утра потерпеть никак? Десять вечера все же!

— Пап, я очень хочу на ней жениться! И хочу сделать это прямо сейчас!

— Эх, молодежь! Ладно, возвращаюсь. Одевайтесь.

— Эй, я так-то против! — обиженно запыхтела Синичка, когда он завершил разговор. — Моего согласия, вообще-то, еще никто не спрашивал!

— Спрашивают, вообще-то, — коряво передразнил он свою девочку, — когда право выбора предоставляют! А у тебя его нет! И не было никогда!

— А что тогда у меня есть?

— Мы!

— Мы?

— Да! — невозмутимо. — Ты, я и наша дочь!

— Пол ребенка еще неизвестен, умник!

— Ну и что? Я ее чувствую! — не сдержавшись, Слава притянул Ирину к себе и осторожно накрыл рукой пока еще плоский животик. — Там наша Мирослава.

— Кто? Какая еще Мирослава? Почему Мирослава?

Хитрой улыбки он сдержать не смог.

— Логично же! — гордо расправил плечи, выпячивая грудь вперед. — И сразу понятно, кто ее сделал — Ира и Слава!

Внутренне ликуя, Красницкий потянул Синичку к выходу, предварительно накинув ей на плечи куртку и дождавшись, пока она зашнурует ботинки.

— Идем!

Синицына замешкалась на миг. Смущенно улыбнулась. И доверчиво вложила свою ладонь в его протянутую руку, скорчив смешную рожицу:

— Вот только попробуй не подарить мне завтра кольцо!

Менее, чем через час, она стала ему женой.

Самой законной. Самой настоящей.

А ее мать, Александру Николаевну ранним утром едва удар не хватил от подобного сюрприза. Двойного. Хотя нет. Тройного.

Его отец, наглядевшись на них с пучеглазой, тоже сделал предложение своей первой и, как оказалось, единственной любви. И счастье — она согласилась!

Эпилог

Ирина

Год спустя…

— О-о-о! О-о-о! — ее протяжные тихие стоны, полные трепета и дичайшего наслаждения, разбавляли утреннюю тишину спальни. Так же, как и тяжелое рваное дыхание, жалобные всхлипы, утробное рычание и характерные шлепки обнаженной плоти, вызванные сумасшедшим ритмом соприкосновения их тел. Он брал ее жестко. Столь жестко, что каждое его проникновение (резкое, быстрое, до упора) сопровождалось клацаньем ее зубов и сдавленным хрипом. Теряя над собой контроль, Ирина извивалась под ним подобно змее. В поисках облегчения отчаянно мотала головой из стороны в сторону. Что было мочи стискивала в кулачках безбожно измятые, практически изодранные простыни да неистово кусала собственные губы в перерывах, когда Красницкий не пожирал их своим жадным алчным ртом.

— Детка моя, пучеглазая!

— Да, Слава! Славочка…

— Я сейчас от кайфа сдохну! Прямо в тебе!

— Еще… еще!

— Еще? — вкрадчивый шепот. Сиплый. Парализующий. Продирающий своей чувственностью до мурашек. — Моя любимая женушка хочет еще? Глубже?

— Пожалуйст-а-а-а-а-а-а…

Серия мощных одичалых толчков заставила Ирину взвизгнуть, торопливо затыкая рот ладонями. А вопить хотелось во всю глотку. Громко. Отчаянно.

Не сбавляя темпа, Вячеслав прихватил зубами мочку ее уха.

— Давай, малышка! Давай! Покричи для меня!

Она бы с радостью. Но…

— Нельзя! — отозвалась, цепляясь за последние крохи самообладания. — Мирусю разбудим!

— Ну и что? Ей давно пора вставать.

— Еще не пора.