Чувства замедленного действия

– Вернувшись из Степногорска в Краснодар, я полгода никуда не выходила из дома. Перед Новым годом на улице случайно встретила одноклассника Рафика Данаева, он еще в школе за мной ухаживал. Узнав, что я развелась с мужем, он почти ежедневно стал захаживать к нам домой.

Сергей вполуха слушал рассказ Оксаны. Все его внимание сосредоточилось на окружающей обстановке: не послышится ли в темноте чужая речь, не раздастся ли посторонний звук?

– …Мама была против моего замужества. Сказала, поезжай куда хочешь, а Пашку тебе не отдам. Негоже, мол, русского ребенка отдавать в руки басурманина. Честно признаться, я не хотела выходить замуж, но он меня достал, больше года дарил цветы и шампанское и добился своего. Брак мы оформлять не стали. Я решила повременить, осмотреться, а потом видно будет. Для начала поехали в гости к его родне, а через месяц заварилась каша с Чечней. Короче, еще через месяц я оказалась на базе боевиков, где меня заставили работать по специальности. Лечила раненых, делала несложные операции, пришлось вспомнить, чему училась в институте. Деваться было некуда, с базы не убежишь, а откажешься – забьют до смерти, а то еще что похуже. Ради Пашки и родителей пришлось подчиниться.

Оксана снова заплакала. Сергей почувствовал, как затряслись, задрожали, словно в мелком ознобе, ее плечи.

– Пять минут отдыха, – останавливаясь, шепнул он ей на ухо.

Это был третий привал на их пути, еще один рывок – и они окажутся на окраине Малиновской.

– Ты не думай, что я хочу разжалобить тебя своими словами. Я хочу одного: чтобы ты знал правду. Моя вина велика, но не настолько, чтобы судить обо мне как о предателе. Помни об этом и верь мне, Сергей.

Когда из темноты донесся отдаленный собачий брех, Ратников остановился и положил Ксану на траву. Поодаль, словно изваяние, замер верный Громила.

– Все, Оксана, дальше идти мы не можем, – сказал он, тыльной стороной ладони смахивая со лба пот. – До ближайшего дома метров триста. Доползешь?

– Постараюсь. – Ксана стала немногословной, осознав, что настала минута расставания с когда-то любимым мужчиной, в благородстве которого она ни на йоту не сомневалась. Она знала, что Сергей искренне ее любил, и вот сегодня, несмотря на то, что именно она порушила его семейное счастье и лишила сына, он смог перешагнуть через все обиды и еще раз, рискуя собой, подтвердить свою порядочность, спасая ее если не от смерти, то от тюрьмы – точно.

– Своим объяснить сможешь, почему ты в бинтах и кто делал перевязку? – спросил Ратников.

– За рулем находился брат Рафика, все знают, что он давно сидел на игле. Накануне, похоронив брата, Ахмет совершенно спятил, у него произошел нервный срыв. Никакой договоренности о нападении на ваш блокпост не было, и я расскажу, как все было в действительности. О себе скажу, что, воспользовавшись темнотой, я смогла выбраться из машины и уползти в степь до прихода милиционеров. Перевязку, как врач, себе сделала сама. Должны поверить, – уверенно ответила Оксана.

– Ну, Ксанка, прощаться надо. – Сергей опустился перед ней на колени. – Скоро станет светать.

– Сережа, – прошептала она одними губами. – Я недостойна прощения, но прошу… Прости, если сможешь. Лучше тебя у меня никого не было.

Оксана замолчала, у Ратникова тоже не находилось подходящих для такого случая слов. Наконец, он проглотил застрявший в горле комок и произнес:

– Не знаю, уцелеешь ли ты на этой никому не нужной войне, но заверяю тебя: если я вернусь, Пашку ты больше не увидишь. Ты, как мать, на него не имеешь морального права. Никто, в том числе и ты, Оксана, не сможет мне помешать вернуть сына. Будь готова смириться с такой жестокой необходимостью. Сумеешь остаться живой – стены моего дома тебя еще не забыли, помни об этом.

Сергей наклонился и коснулся губами засолоневшей от слез холодной щеки. Затем встал на ноги, подошел к ожидавшему его в стороне Громиле, забрал у него автомат и, не оглядываясь, зашагал в сторону заставы.

Край неба начинал светлеть. Ночная темень, разжиженная молочной белизной тумана, заметно поредела. На ветке подала голос одинокая птица; очнувшись ото сна, она нерешительно и робко щебетнула, приглашая других птах присоединиться к ней. Долго ждать не пришлось, спустя минуту все вокруг огласилось птичьим гомоном – предвестником нового дня.

Ратников и Громила спешили попасть на заставу до рассвета. Посчитав, что опасная фаза операции осталась позади, они рядом – плечо к плечу – поспешали за Найдой, изредка перебрасываясь короткими фразами. Маршрут был знакомый, без помех пройденный час назад. Самоуверенность, едва не стоившая им жизни, подтвердила военную мудрость: сколько раз ни ходи по одной и той же дороге, помни, что она всегда может стать твоей последней тропой.

Положение спасла Найда, своим собачьим нюхом почуяв затаившуюся рядом смертельную опасность. Ратников почти наткнулся на нее, оскалившую пасть и издававшую злобное рычание. Зная уникальные способности собаки распознавать врагов за сотню метров, Ратников и Громила упали на землю рядом с Найдой.