Большое внимание Гуссерль уделял восприятию пространственности, поскольку она была принципиально значима для вопроса о конституировании материального мира при его постижении. В 1907 году он даже прочел ряд лекций на тему осязания и пространственного восприятия. И здесь он углубился в литературу по физиологии и психологии чувств, а также в труды по философии. Гуссерль приписал само осознание пространственности (или протяженности) ощущаемому движению: «Вся пространственность, – полагал он, – конституируется, т. е. дается нам в движении, в движении самого объекта и в движении „я“, наряду с изменением в ориентации, которое дается посредством этого» (Husserl, 1997, p. 131). Основываясь на большом количестве специальной научной литературы, он называет движения глаз (окуломоторные явления) главными в процессе визуального восприятия, раскрывающего пространственную протяженность. В этом контексте Гуссерль, несколько смущаясь, прибегнул к введенному в оборот англичанином Г. Ч. Бастианом слову «кинестезия», новому термину для феноменологического анализа в противовес анализу психологическому, в описании которого на немецком языке употреблялось слово Muskelgefühl (мышечное чувство): «Чтобы исключить это психологическое значение, мы будем использовать термин
Анализируя конституирование пространственности в мире сознания, Гуссерль обратился к ходьбе, чтобы сформулировать свое понимание характера пространственности в кинестетических процессах. «К кинестетическим состояниям, именуемым „хождением“, относится не только движение ног относительно других частей тела, но также движение всего видимого тела в процессе изменения его удаленности от других тел». Движение, утверждал он, приводит «весь мир в постоянное изменение», и именно на этой основе люди конструируют некое динамическое осознание – осознание изменяющихся отношений, существующих в реальности (ibid., p. 241–242)[263]
. Следовательно, здесь подразумевается, что ходьба – это ежедневный пример пребывания в неких отношениях.Лекции Гуссерля, как и его сочинения, были стилистически громоздкими и трудно воспринимаемыми, а его философия полна запутанных нерешенных вопросов. Важной для него темой можно назвать отношения между философией и психологией – Гуссерль был влиятельным участником этой дискуссии. Его работы, посвященные логике, обеспечили ему репутацию ученого, либо отрицающего психологизм, либо неверно использующего психологические термины при рассмотрении вопросов логики[264]
. Принципиально он различал проекты как принадлежащие либо трансцендентальной, либо психологической феноменологии. Первый вполне можно сравнить с кантианским проектом «обоснования» разума, логически предполагаемого в рефлексирующем мышлении. Второй состоял в придании содержания эмпирической психологии. Однако, читая Гуссерля, приходишь к выводу, что сам он частенько нарушал это разграничение. Данное «нарушение» – если можно использовать слово с отрицательными коннотациями для обозначения в целом положительного шага в науке – стало еще более заметным в работах последующих феноменологов, таких как Мерло-Понти. Исследование чувств вовлекало этих ученых в решение философских вопросов, а эпистемологические исследования вовлекали философов в размышления над вопросами эмпирического характера. Гуссерль, конечно, утверждал, что «мы не говорим о кинестетическом чувстве», он скорее оперировал «кинестетическими полями», обобщив все отсылки к конституирующему (логическому) характеру чувства движения в процессе осознавания, а не к особому и локализованному (психофизиологическому) чувственному органу (ibid., p. 257)[265]. Хотя Гуссерль делал различие между логикой и эмпирикой, под вопросом, однако, остается, насколько последовательно он и в большей степени те, кто шел за ним, действительно придерживались этого разграничения. Вместе с тем нам следует подчеркнуть историческую важность его внимания к воплощенному бытию чувственного мира.Психологический аспект