Чувство движения. Интеллектуальная история

А «внутреннего опыта» действия или воли, которые можно было бы назвать источником идеи причинности, не существует (это суждение Мишотт возводил к Бирану). Каузальное движение в восприятии есть процесс, стоящий из доминирующего движения активного объекта, которое, как видится, распространяет себя на пассивный объект (Michotte, 1963, p. 217)[267]. На основе своей экспериментальной работы Мишотт полагал, что каузальные отношения не имманентны активному «я» (или душе), а даны в процессах восприятия. Физические события производят впечатление непосредственной каузальности, то есть впечатление «чего-то, проживаемого здесь и сейчас», «в этом можно „увидеть“, как один объект воздействует на другой, производит в нем некоторые изменения и так или иначе его преобразовывает» (ibid., p. 15 и прим., начиная с 1929)[268]. Таким образом, данные экспериментов поддерживали основанную на здравом смысле убежденность, что каузальность – это динамические отношения во времени, однако они не поддерживали идею о том, что такая убежденность возникает в связи с парой «действие – сопротивление», как считали приверженцы теории «чувства воли, мышц и силы». Динамические отношения, по их мнению, скорее всего, даются в само́м сенсорном процессе. Работы Мишотта добавили эмпирических аргументов тем, кто не был склонен считать чувство усилия или кинестезию особенно важными для познания реальности, но философы, в отличие от психологов, похоже, не обратили большого внимания на немалый объем этих экспериментальных исследований[269]. Мишотт был определенно психологом-экспериментатором, но не феноменологом. С другой стороны, Дэвид Кац, написавший самое значительное сочинение об осязании в период между двумя мировыми войнами «Мир касания» (1925), был прекрасно знаком с феноменологическим дискурсом со времен своей учебы и работы в Геттингенском университете. Его обширные исследования значительно расширили способы описания и различения всего качественного богатства осязательного чувства – они до сих пор остались непревзойденными. Под влиянием феноменологии Кац говорил об «осязательном мире», то есть понимал сенсорную активность в категориях значимых отношений, включая каузальные, а не как последовательность представленных объектов. Хотя непосредственной задачей Каца было точное описание тактильных качеств, в своих рассуждениях он рассматривал все тело как чувственный орган. Кроме того, он подчеркивал, чем именно осязание отличается от прочих чувств, являясь источником восприятий, возникающий вслед за действием, – оно есть чувство совершённого действия (Katz, 1989, sect. 48)[270]. Кац также подтвердил то, что утверждали многие авторы до него: основные физические понятия плотности, силы, сопротивления и трения имеют феноменологические корни в мире осязания. Однако его анализ по большей части касался тактильных чувств, а не кинестезии.

Совершенно ясно, что в подобных исследованиях, каковы бы ни были их дисциплинарные границы, психологический аспект продолжал подспудно воздействовать на философию. Но и философия тоже могла воздействовать на психологию. В Великобритании, к примеру, независимо от исследований феноменологии, философ Генри Хабберли Прайс в 1940-е годы вернулся к мысли, что «тактильно-мышечный» опыт является источником познания, качественно отличного от того познания, что достигается благодаря другим чувствам. Он приписал этому «шестому» чувству «широкомасштабное ощущение жизни», описанное им как корень всего опыта существования живущего индивида (Price, 1944, p. iv, vii). «Тактильно-мышечный» опыт «фундаментально важен и, безусловно, является тем, что существо, обладающее лишь зрением, никогда не могло бы даже вообразить» (Price, 1944, p. xxix). В среде философов так или иначе возникал дискурс о воплощенном сознании. Несколько более подробно я останавливаюсь на работах создателя физиологии проприоцепции – Чарльза Скотта Шеррингтона. Это переводит вопрос об отношении науки к философии в плоскость отношения кинестезии (научная тема) к субъективному ощущению агентности (философская тема). Помимо того, что Шеррингтон отвечал на запросы науки, он был еще и не чужд поэзии (Smith, 2000). Уйдя на заслуженный отдых в возрасте восьмидесяти лет, он впервые позволил этим двум сторонам своей жизни проявиться публично в серии лекций «Человек о своей природе», которые были им прочитаны в Эдинбурге в рамках Гиффордских лекций 1937–1938 годов. В задуманных формально, но решенных в свободном духе Гиффордских лекциях он предполагал раскрыть различные темы от естествознания до познания Бога, и Шеррингтон продемонстрировал те удивительные открытия, которые удалось сделать науке о человеке.