Чувство льда

Скрипнув зубами, чтобы не завыть от обиды, он завязал ленточки на папке, положил на место и открыл одну из тетрадей. Стал читать красивый четкий отцовский почерк и долго не мог понять, что это. «Дорогая моя Наденька, хочу снова поговорить с тобой…» «Милая моя Надюша, как же я стосковался без тебя!» «Наденька, любимая моя, мне сегодня приснился страшный сон…» На дневник как-то мало похоже, а уж тем более на роман из жизни зэков. Господи, да это же письма той женщине, матери Саши и Андрея. Женщине, которая умерла шестнадцать лет назад. Отец называл ее имя: Надежда. Надежда Филановская.

Истина открылась ему внезапно, и Володя в один миг повзрослел на несколько лет. Его отец – сумасшедший. Он свихнулся на своей Наденьке и своих сыновьях. Он живет в выдуманном мире, где рядом с ним – его семья, его любимая женщина и его обожаемые мальчики, их общие дети. И не нужно сердиться на него за то, что он не замечает Володю, потому что бессмысленно сердиться на сумасшедших, они же как неразумные дети. Их надо любить, заботиться о них, опекать. Папа ни в чем не виноват, он просто сошел с ума. Если кто и виноват, так это Филановские. Почему они не отдали маме мальчиков, когда она просила об этом? Папа рассказывал, что, когда его в первый раз посадили, мама приходила к Филановским и просила отдать ей близнецов, обещала вырастить их и воспитать как полагается. Почему они не отдали? Братья выросли бы вместе, у мамы с папой было бы трое детей, и папу бы не посадили снова, и мама не начала бы пить и не погибла. А если бы папу все-таки посадили, то уж трое-то детей всяко удержали бы маму, с ними было бы столько хлопот, что до пьянства руки бы не дошли. И уж в любом случае папа не сошел бы с ума.

В тот момент Володя Юрцевич был свято уверен в правильности собственных логических построений. И именно в этот момент начала вызревать объемная и наполненная ненавистью идея мести семье Филановских.

Дело шло к выпускным экзаменам, но за год, проведенный в обществе Лешки Белоногова и его компании, учеба оказалась запущена до такой степени, что поправить уже ничего было нельзя. Володя клял себя последними словами за то, что не пошел после восьмого класса в ПТУ. Не послушал бы учителей, хором предрекавших ему золотую медаль и поступление в любой институт без вступительных экзаменов, не остался бы доучиваться в десятилетке – сейчас уже был бы с профессией в руках и мог бы деньги зарабатывать и нормально содержать отца и себя. А какая ж теперь медаль? И об институте речи нет, куда ему с такими знаниями и оценками, за оставшееся время упущенное ни за что не наверстать. Значит, придется после окончания школы побыть разнорабочим с годик, а потом в армию забреют. Конечно, если бы отец оформил инвалидность по психзаболеванию, то единственного сына, может быть, и не забрали бы на два года, но об этом и речи не шло. Володя не мог сказать отцу: папа, ты сумасшедший, пройди комиссию и получи документы о том, что ты нуждаешься в уходе. Сумасшедшим быть стыдно, и невозможно даже подумать о том, что весь колхоз будет этой постыдной тайной владеть. Пусть думают, что скотник Сергей Дмитриевич Юрцевич, он же Митрич – просто тихий алкаш, бич – бывший интеллигентный человек, безобидный и безвредный, никому в пьяном угаре морду не бьет, агрессивным не становится, а просто рисует что-то там такое, пишет и ложится спать. А то, что замкнутый и неразговорчивый, – так это характер такой. Жизнь сильно била – вот и сломался человек.

В армию Володя ушел с весенним призывом 1987 года. Попросил соседей присматривать за отцом, те обещали помочь, если что. Ни на что не надеясь, он на второй месяц службы написал домой письмо, просто так написал, от скуки. Все писали, кто родителям, кто – любимым девушкам, кто – друзьям, и ему не хотелось объяснять, почему он никому не пишет, вроде ведь не сирота. К своему немалому удивлению, довольно скоро получил ответ, короткий и нейтральный, без малейшего намека на теплоту родительских чувств, но Володя страшно обрадовался. Может быть, разлука расставит все по своим местам, отец соскучится, поймет, как ему недостает сына, именно этого сына, а не тех далеких полузнакомых парней с улицы Горького…

Через два года он вернулся и понял, что ничего не изменилось. Он напрасно надеялся и мечтал. Отец по-прежнему пил, рисовал карандашом портреты, писал письма Наденьке. О том, что сын должен вернуться из армии, он и думать забыл.

* * *

В 1989 году люди кидались зарабатывать, кто как может. Кооператор Артем Тарасов, например, заработал столько, что собрался заплатить партвзносы в размере миллиона рублей, о чем надсадно кричали все газеты. Бывший дружбан Леха Белоногов от армии открутился, у него обнаружили множество каких-то болячек, в том числе и туберкулез, который совершенно не мешал ему вертеться и делать деньги. Он «варил» джинсы, которые ловко шила его старшая сестра, и продавал в Москве за поистине бешеную по тем временам цену. Вернувшемуся из армии Володе Юрцевичу он предложил войти в дело.