Чувство льда

В 2000 году отец умер от сердечного приступа. За подзахоронение в могилу матери администрация кладбища запросила такие деньги, что у Володи в глазах потемнело. Он похоронил Сергея Дмитриевича на местном погосте и молча подивился тому, сколько народу пришло и на похороны, и на девять дней, и на сороковины. Володя был уверен, что бывшего скотника, в последние годы почти не выходившего из дома, здесь не только не помнят, но многие и не знают вовсе. И не ошибся.

– Это, Володенька, не с отцом твоим проститься пришли, ты уж прости меня, грешницу, – объяснила ему соседка, помогавшая устраивать помины, – это люди пришли тебя поддержать. Сергея Дмитриевича, земля ему пухом, мало знали, он ведь ни с кем особо не общался, пил и то в одиночку, а тебя у нас любят и жалеют, хороший ты человек, добрый, отца не бросил, до последнего чуть не с ложки кормил. Думаешь, люди ничего не видят и не понимают? Все они видят, и все знают, и все понимают. Дай тебе бог счастья. Грех так говорить, но освободил тебя Сергей Дмитриевич. Теперь женишься, девушку хорошую найдешь, семью заведешь, детишек. Продавай дом и переезжай в Москву, за твой участок хорошие деньги дадут.

Это было правдой. Колхоза давно уже не существовало, но хозяйство было крепким и обширным, и на его месте возникла крупная агрофирма, которая скупала землю под строительство и развитие собственной инфраструктуры. Дом Юрцевичей стоял на самой окраине, до него интерес новых владельцев пока не дошел, и никаких коммерческих предложений еще не поступало, но долго ждать не придется, агрофирме нужны хорошие подъездные пути, и проходить они будут в аккурат по участку. Дом-то слова доброго не стоит, а вот земля под ним имеет большую цену, и хотя земля у Юрцевичей не в собственности, а всего лишь в пользовании, выселить их за три копейки не удастся. Если только бандитов пришлют…

Володя не стал дожидаться прихода братков, сам проявил инициативу, зашел к местным властям, заручился их поддержкой и отправился к руководству фирмы. То ли люди там нормальные оказались, то ли с властями у них были какие-то свои особые отношения, то ли и вправду умел Владимир Юрцевич так с людьми разговаривать, что даже самые спорные вопросы решались так, как ему хотелось, но в результате деньги он получил более чем приличные.

«Все, – думал он, складывая пожитки в новенькие, специально купленные чемоданы, – теперь я могу делать то, что считаю нужным. Вы мне за все заплатите, братья Филановские. Пока папа был жив, я вас не трогал, потому что он вас любил, но теперь у меня руки развязаны».

В его плане было четыре пункта. Первый: найти жилье в Москве, деньги на это имеются, ведь все, что он заработал на тряпках, Володя отдал Лехе Белоногову на развитие на определенных условиях, и Леха, раскрутившийся за эти годы и ставший богачом, от своих обязательств не отказывается, готов выплатить Юрцевичу его многократно выросшую долю в любой момент, только пусть предупредит месяца хотя бы за два. Второй пункт: сменить имя и фамилию, пользуясь связями в милиции. Причина давно придумана, якобы бывшие отцовские «сокамерники» покоя не дают, кроме того, всякие общества по защите жертв репрессий нарыли какие-то документы, из которых следует, что Сергей Юрцевич числился в оперативных материалах бывшего КГБ как диссидент, и постоянно к Юрцевичам являются какие-то люди, задают вопросы, предлагают правовую помощь, просят дать интервью, а ему, Владимиру, копаться во всем это совершенно ни к чему. Что было – то было, и к Володе это никакого отношения не имеет. Кстати, все это, кроме, разумеется, бывших «сокамерников», было чистой правдой. Пункт третий: уволиться из МВД и поступить на работу в частное детективное или охранное агентство. И, наконец, четвертый: добраться до Филановских. Каким именно способом, Володя пока не решил, но это не к спеху, сперва нужно решить первые три задачи, а там видно будет. Куда ему торопиться? Не зря же говорят, что месть – это то блюдо, которое нужно подавать холодным.

Москва, март 2006 года

Они проговорили до утра, благо следующий после вечеринки день был выходным и на работу идти не нужно.

– Бедный мой, бедный, – Нана гладила Антона по голове и прижималась к его плечу, – маленький настрадавшийся мальчик. Что же нам теперь делать, Тоша?

– Наверное, ты меня уволишь, – он грустно усмехнулся. – Видишь, я сам подпилил сук, на котором сидел. Ты же не можешь держать в издательстве человека, который собирался свести счеты с хозяином и его семьей, правда?

– Правда. Не могу. А ты что, все еще собираешься сводить счеты с Филановскими? Ты ведь до сих пор этого не сделал. Что, возможности не было?

Антон резко выпрямился, сел на диване, отстранил Нану.

– Это сложно объяснить… У меня нет ответа.