Чувство льда

Нужно было подумать о государственной службе, причем такой, чтобы и платили прилично, и в случае чего престарелому отцу полагалась бы пристойная пенсия в связи с потерей кормильца. Однако какая же может быть государственная служба без образования? Разве что курьером или вахтером. Правда, есть такая организация под названием «милиция»…

Всех сотрудников милиции, обслуживавших Рижский рынок, Володя знал в лицо и по именам, ибо самолично отстегивал им заранее оговоренные суммы.

– Валяй, – бодро ответил ему знакомый сержант, – у нас кадровый некомплект, возьмут тебя с удовольствием, тем более ты армию отслужил и прописка у тебя областная. Со здоровьем-то как? Военно-врачебную комиссию пройдешь?

– Для армии сгодился, – усмехнулся Володя. – У меня другая проблема: у отца две судимости.

– Ни фига себе! – присвистнул сержант. – Какие?

– Экономические. Но это давно было, он уже десять лет как по второй судимости освободился, работает в колхозе.

– У-у-у, тогда нормально. Сейчас всех берут, работать некому. На крайняк занесешь кадровику, который материалы спецпроверки готовит, – и порядок.

– Много заносить-то?

– Ну, это на кого попадешь. Некоторым хорошей бутылки хватает, а некоторым бабло в конвертике надо нести. Да не маленький, сам разберешься. Так что давай дуй в свою местную ментуру, просись в доблестные органы. У нас такой бардак, Вовка, что с любой биографией есть шанс проскочить.

Сержант оказался прав, две отцовские судимости Володе Юрцевичу не помешали, хотя он на всякий случай отнес кому надо бутылку дорогого коньяку и «посоветовался». Его направили в патрульно-постовую службу, через год Володя сдал вступительные экзамены и был зачислен на заочное отделение одного из милицейских вузов. К 1998 году он имел диплом о высшем юридическом образовании, некоторый опыт работы в уголовном розыске, куда его взяли, когда он был на третьем курсе, и обширные знакомства в московском правоохранительном сообществе. Он обладал удивительной способностью устанавливать контакты и строить отношения, его любили и почти никогда в просьбах не отказывали. Служба шла успешно, Юрцевич получал очередные звания и повышения в должности и зарплате.

Вот только с личной жизнью были проблемы. Он не мог оставить отца, а ни одна женщина не соглашалась жить вместе с тихопомешанным свекром. У Володи несколько раз случались романы, в том числе и серьезные, но жениться так и не удалось. Особенно болезненно переживал он разрыв с девушкой, которую действительно очень любил, но которая наотрез отказалась выходить за него замуж: больших денег у жениха нет, а больной отец есть. Но отправляться в поход за большими деньгами Володя опасался, уж ему-то было достоверно известно, сколько опасностей таят в себе эти походы, и рисковать, пока отец жив, он права не имеет. Главное – семья, ради нее можно и нужно идти на любые жертвы, так мама учила. Правда, после расставания с той девушкой Володя всерьез задумался о том, о какой, собственно, семье идет речь: о той, в которой существуют они с отцом, или о той, которую можно создать с любимой женщиной. И чем можно и нужно жертвовать – сыновней любовью или мужской? Ответа на вопрос он для себя не нашел и продолжал жить как и прежде, ежедневно ездил в Москву на службу, тратя на дорогу в оба конца больше пяти часов (на машине получалось быстрее, чем на автобусе и электричке), заботился об отце, который с 1994 года вышел на пенсию и сидел дома, рисовал и писал письма на тот свет. Ну и попивал, разумеется.

Володя давно смирился с тем, что сам по себе он отцу неинтересен, и, памятуя уроки толстухи Мордасовой, делал все возможное, чтобы контакт с отцом все-таки имел место. Он добросовестно собирал сведения о жизни братьев Филановских и регулярно докладывал отцу, приносил фотографии, которые делал сам, и газеты, если в каких-нибудь публикациях мелькало имя владельца издательства «Новое знание» Александра Филановского. О «своих мальчиках» отец разговаривал с удовольствием, выспрашивал у сына подробности и заставлял по многу раз пересказывать одно и то же. Володя сперва внутренне морщился, потом привык: в конце концов, какая разница, о чем они разговаривают, главное – они больше не молчат, и не стоит в их доме гнетущая тишина, и появилась хотя бы иллюзия нормальных семейных отношений. Отец больше не прятал рисунки, показывал их Володе, и тетради с письмами тоже не прятал, хотя написанного прочесть не предлагал, просто перестал скрывать свои занятия, и Володя чувствовал, что отец ему благодарен за это. Эта благодарность была единственным теплым чувством, которое он принял от Сергея Дмитриевича за без малого двадцать лет.