Чувство вины

Домой идти совсем не хотелось, там были мама и Вера, которые обожали пилить меня. То я не так одеваюсь, то не так говорю, а то вообще «ты же девочка» и «когда замуж?» … Такие замечания всегда очень сильно раздражают, но если незнакомцев, лезущих не в свое дело, я могу послать, то маму с сестрой— нет. Поэтому я вынужден молча слушать, чувствуя, как годами строившаяся самооценка медленно рушится, крошка за крошкой. Как бы сильно мне не хотелось игнорировать их слова, они всё равно отпечатывались в сознании и всплывали в самый неподходящий момент. Иногда, когда мне становилось особенно невыносимо от своей бесполезности, сидя на полу в темной комнате, я слышал их голоса. Я видел их лица, искаженные отвращением и злостью, видел разочарование в их глазах, и всё это гудело, жгло, ломало, как монтировка, врезавшаяся с размаху в ребра. Такие дни всегда были поблизости, я чувствовал их присутствие. Порой все проходило легко, спасали сериалы, разговоры по телефону и домашние дела. Но случалось, что не помогало ничего. Чувство ненависти топило, заполняло лёгкие и душило меня, хотелось расцарапать себе грудь, чтобы вынуть чужие голоса оттуда. Осуждающие, унижающие, голоса тех, кто должен меня любить.

Не все мои шрамы остались со школы. Многие из них были сделаны недавно, спустя день после моего приезда. Родные стены дома, в котором прошло мое детство, всколыхнули тяжелые воспоминания о школе. Первые робкие попытки осознания своих чувств, своей сексуальности, первые влюбленности и несогласия с гендерными рамками. Времена моего бунтующего духа, раздражающего взрослых, и времена раздраженных взрослых, ломающих мой бунтующий дух. Тяжелые годы беспросветного страха.

Помню, как прятал лицо за длинной челкой. Помню, как утром апатия пригвождала меня к кровати. Помню темноту в комнате и холодный пол. Помню смех, обидные клички, шутки, разбитые сердца и разорванные в клочья школьные юбки. Дом, родной город, в котором я вырос: это место, где я клоун, диковинная зверушка, стыд и позор на голову моей родни. Поэтому я редко приезжал. Раз-два в год, всего на пру дней, максимум неделю. Жаль только, что в этот раз – на месяц. Если бы не встреча с Икаром и Евой, кто знает, как скоро меня бы снова накрыло?

Делать нечего, я иду домой. Открываю входную дверь, сразу иду на кухню. Здесь мама и Вера сидят за столом, пьют чай.

– Иди к нам, – говорит мама.

Я молча сажусь. Мне наливают чай в большую синюю кружку, подвигают поближе вазочку с бубликами.

– Ты уже слышала какое несчастье случилось? —спросила мама.

– Какое? – безразлично ответил я.

– Макс погиб. Несчастный случай. Такой молодой был, жалко его.

– Да, мы с ним так дружили… – Вера кивает, смахивая слезинку со своей щеки.

– Я уж думала, что поженитесь потом, детишек заведете. А теперь… Бедная его мать! Да и папка его тоже, небось, места себе не находит. Это ж какая трагедия, господи!

–А главное почему? Макс ведь такой хороший парень был. Всегда меня до дома провожал, дверь открывал передо мной, – Вера вытащила мятую салфетку из кармана своего халата и громко высморкалась.

– А какой вежливый! Всегда «здрасте», «до свидания». Бедный мальчик, – подхватила мама.

– Макс-то? Что-то я не заметил, чтобы он хорошим был, – я пожал плечами, дожевывая бублик.

– Да как ты так можешь? Ничего святого не осталось у вас, молодежи! – мама повысила голос.

– Ты его знаешь несколько дней только, Мар! Вечно ты лезешь, думаешь, самая умная? – Вера вскочила из-за стола,– Да он в сто раз получше тебя будет, Мар! Он хоть нормальным был, не каким-то там извращенцем сумасшедшим, как ты!

– Макс? – я громко рассмеялся. – Макс, серьезно?

– Да что ты несешь? – снова влезла мама.

–Просто вы думаете, что знаете его, но вы ни хрена не знаете вообще! Даже не в нём одном дело, ясно? Вы думаете, что я какой-то сумасшедший, но это вы все крышей поехали, не я! Что ты, Вера, что ты, мам, что этот ваш Макс. Ходите с видом, как будто ты вы элита общества, а такие, как я – грязь под вашими ногами, но я хоть не притворяюсь, в отличии от вас! Я честен!

– Ты, что ли, идеальная вся такая? Тут человек умер, алло! А ты опять про себя любимую, Мар, ничего нового. Эгоистка! – закричала Вера, вскакивая из-за стола.

–Нет ничего плохо в том, чтобы себя любить, Вера, это не эгоизм. Но вообще, какая разница? В чем я пытаюсь вас убедить? Хотите жить во лжи – пожалуйста! Но знайте, что пока вы сидите в свое зоне комфорта и не хотите видеть ничего дальше своего носа, вокруг происходит настоящий кошмар. А вы – слепые, глухие неучи! В жопу вас! В жопу вас и этот сраный город! – я топнул ногой, тоже вскакивая из-за стола, задев кружку. Она со звоном падает на пол и чай разливается по ковру.

– Я не знаю почему в такой нормальной семье получилась ты, Мар,– сквозь зубы произнесла Вера. – У меня траур, ясно тебе? Все знают, что мы с Максом были влюблены друг в друга, но так и не решились признаться. А теперь он мертв. Моё сердце разбито. А ты устраиваешь тут истерику, потому что тебя такого бедного и несчастного никто не понимает! Как же тебе тяжело, наверное, да?