Чувствуй себя как дома

«Я знаю, что ты приехал. И не сомневаюсь, что залезешь проверить пакет. Следи за Воробьем, Захар. Следи в оба. Если заметишь что-нибудь странное – сломай Zahnrad. Без жалости. Без разговоров. И… не злись, пожалуйста. Ворон меня сам попросил. Так было нужно. И ему, и нам. Прощай».

Так было нужно.

Прощай.

Мы разминулись. Как же глупо.

Я комкаю записку и сую ее в карман.

Зачем мне следить за Воробьем? Зачем ломать его сердце?

Я не убиваю дома. Я – не ты, Тора.

– Зд-д-дорово!

Я подпрыгиваю и рассыпаю немного орехов. Сквозь заборную сетку на меня таращится Пашка. Мой враг. Верный враг. Его волосы по-прежнему торчат. На виске белеет шрам-полумесяц – подарок от Ворона. Пашка почти не изменился, разве что вымахал до небес.

«Он начал заикаться?» – мысленно удивляюсь я.

Горизонт рассекают молнии.

Я подхожу к забору и, повесив на железные шпили пакет, перелезаю.

– Привет.

И вот, в шаге от меня человек, убивший моего друга. Человек, которого я в отместку заставил сожрать песок и закусить дерьмом.

Пашка хлопает меня по спине, как закадычного друга.

– Как жизнь?

– Не жалуюсь.

Я снимаю пакет с забора.

– Тора была зд-д-десь сегодня. Утром, оставшиеся вещи паковала. Переехала. С родителями.

– Куда? – интересуюсь я, стискивая пакетик так, что белеют костяшки.

– В город. Спрашивала о тебе. Мол, где ты, д-д-да все ли в порядке. А я что? Я без понятия. Повезло еще, что твои родители проболтались, когда ты к нам пожалуешь. Ну, я ей и выложил.

– Ясно.

Молнии-пауки все ближе. Я обхожу Пашку и бреду мимо почерневших хижин.

– Захар! – окликает меня недовраг.

– Да? – я кошусь на его дом. За обгорелым монстром ютится крошечная хижина. Калитку подпирает старая доска для серфинга. – А почему не Кирпич?

Пашка догоняет меня и преграждает путь.

– Д-д-дурак я. Дурак. Ты… Прости, лады?

– За что?

– Д-д-да за все! Ты слышишь их? Взаправду?.. – морщится он. – Апчхи!

– Будь здоров.

– Проклятая аллергия.

Если бы пакет с орехами ожил, то завизжал бы от боли – так я его сжал.

– Слышу кого?

– Ну… их.

– Или говори прямо, или я сейчас прочищу тебе уши. Чтобы и ты слышал, – рычу я, догадываясь, к чему он клонит.

– Zahnrad. Ты дружил с ними, а я считал тебя психом!

– Что здесь творится?

Мне на лоб падает первая капля. Небо волнуется за компанию с нашим поселком. Оно вобрало в себя весь дым и пепел, и поэтому такое черное.

– У них едет крыша, Захар. Люд-д-ди не обращают внимания на пустяки. Но – зря. Недавно я забыл защелкнуть замок. На море ушел. А когда вернулся, все было заперто. Ну, решил, мало ли. Захлопнул и выкинул из головы. Или папа раньше явился. А однажды свет погас вечером. Как раз тогда, когда я собирался его выключать. Ну, под-д-думал, ничего необычного. Пробки выбило, наверное. – Пашка резко умолкает и скалится. – Но нет, черт побери. Это не пробки. Это каменные существа. Месяц назад на маму упало зеркало. Разбилось на мелкие кусочки. Мама в больнице две нед-д-дели пролежала.

– Сочувствую.

Бред. Дома так не поступают. И не предают.

– Вечером к нам приперлись спасатели, – шипит Пашка. – Не милиция, не врачи. Гребаные спасатели в огнеупорных костюмах! Я бы их выгнал, если бы они нас с папой не выгнали раньше. Д-д-дом сгорел. Они его сожгли. Знали, что он сошел с ума.

– А как эти люди вас нашли? – хмурюсь я.

– Тора в тот день ошивалась на нашей улице, вынюхивала что-то. Мама кровью истекала, я вел ее к машине. Скорой же не д-д-дождешься. А Тора зыркнула на нас так, что у меня внутри все рухнуло. Она была единственным свидетелем, сечешь? Е-дин-ствен-ным. Как пить дать, она работает на спасателей.

– Ясно…

«Бред, бред, бред», – стучит в висках.

– Как мать? – выдавливаю я.

– По чуть-чуть восстанавливается. Папа спился. Еще бы, д-д-дом пятнадцать лет строил, а тут такое… в общем, все хозяйство на мне теперь. Я и огородник, и продавец, и серфингист. – Пашка жмурится и прижимает кулак к губам. – Не сердись на меня, Захар.

– А… спасатели, – я подбираю слова, но они, как мухи, разлетаются, – оставили вам контакты? На всякий пожарный.

Я глотаю нервный смешок, но тут же себя одергиваю. Пашка шарит в кармане. По его щекам текут капли, и непонятно, плачет он или – небо.

– Я не сомневался, что ты спросишь. Д-д-держи. – Он протягивает мне смятую бумажку. – Себе я новую напишу, уже наизусть их телефон выучил.

Я рассматриваю каждую цифру, каждую букву и ищу среди закорючек след Торы. Зря. Этот почерк слишком корявый для идеальной девочки.

– Люди в курсе? – спрашиваю я.

– Лишь те, у кого Zahnrad. И то – не все, – качает головой Пашка. – Д-д-другие называют спасателей убийцами и заявляют в милицию.

– Но ведь так и есть…