Чувствуй себя как дома

Ди прижимает инструмент к ключице. Лицо бледнеет еще сильнее, руки трясутся, будто она едва сдерживается, чтобы не огреть меня скрипкой.

– Не пожалеешь потом?

– Только если не вспомню.

Ди касается смычком струн и начинает играть – быстро, метко, четко. Тонкой извилистой тропкой выкладывает дорогу в ад. Усмехается, зовет меня за собой и беззвучно шепчет: «Добро пожаловать домой». Я не узнаю этот дом, не вижу тропки. Я следую за музыкой. А музыка выдергивает из моего естества ниточку за ниточкой, распарывает до основания и вяжет меня заново. Неумело, криво, запутывая все больше и больше.

В висках молотом – тик-так. Снаружи – дорога в преисподнюю.

Добро пожаловать, добро пожаловать…

Танцуй, танцуй, танцуй…

Ди ускоряется. Я отстаю от нее, срастаюсь со стеной, жмурюсь, но музыка тянет, тянет меня дальше. Размазывает по полу.

Мам, включи на ночь каприс номер двадцать четыре. Я без него не усну.

Мам, я вчера чуть не утонула, представляешь?!

Мам, а давай погуляем?

Ма-а-ам, научи меня кататься на велосипеде.

Мама!

Но мама не любила кататься на велосипеде и не гуляла со мной. А вот Паганини – гулял. Раскрашивал улицы в зелено-серый и постоянно куда-то торопился.

Я же торопилась только к маме – чтобы она погладила мои родинки на лбу и в очередной раз произнесла: «Тебя поцеловал бог». А я почему-то думала, что меня заклеймили в преисподней.

Мама считала, что ад простирается вокруг дома. Я – не могла жить в нашем раю. Мне было тесно. Я задыхалась и кого-то искала.

Или наоборот – пряталась. Под кроватью. Господи, как же мало оттуда видно! Я, например, однажды следила из-под кровати, как мама сует мой подарок к дню рождения в шкаф, и ничегошеньки не разглядела. Но чтобы подружиться со смертью, крохотной полоски обзора мне вполне хватило. Эта дама… пахнет полынью и железом. Тикает. Как же бойко она тикает!

Мне было десять.

Часы сломались, а она по-прежнему тикает и марширует в ногу со мной.

Преданная подруга.

Музыка исчезает мгновенно.

Больно, больно, больно, больно, больно…

Мам, а давай погуляем?

* * *

Вечереет. Голова трещит, звенит, плавится. Слишком громкая в этом поселке тишина. В моем номере – особенно. Я в вакууме. Меня пеленает сон, но упасть на кровать я не успеваю – звякает телефон.

Черт. Забыла, что обещала Рите отчитываться каждый вечер. Она… волнуется. Да, волнуется. Узнать бы почему.

Я наполняю легкие воздухом – до отказа – и распахиваю форточку. Горело-соленый запах вечера электризует меня, заряжает, как батарейку.

– Алло, – улыбаюсь я так, что вот-вот сломается челюсть. – Как ты?

Тяжелый вздох.

– Ну слава небесам. Где ты пропадала? Я уже собиралась ехать! Совсем сбрендила?

– Прости, – лепечу я. – Закрутилась.

– Ты что-то выяснила?

– Нет.

– Выкладывай, – рявкает Рита.

– Пока нечего выкладывать, честно! Сняла комнату у одной семьи. Хороший ремонт, отличная столовая…

– Не слышала, что там есть настолько комфортабельные условия.

– Илона и Павел очень гостеприимны…

– Кто? – Шуршание. Нервное хихиканье. – Ты что, прикалываешься?

– Нет, с чего бы? Прекрасная семья, и цены у них невысокие.

Армия мурашек ползет по спине. Из открытой ванной текут, пачкают меня обои-кровоподтеки.

– Илона уехала из поселка десять лет назад, – хрипит Рита. – Ее муж Павел погиб. Бред же! Аня… Аня, это реально они?

Меня лихорадит, комната теряет объем. Я будто погрузилась в 2D-игру и теперь могу ходить лишь вдоль стенки. Бежать или пятиться – без права повернуть. Драться или дрожать. Удобно, когда нет выбора.

– Она блондинка, – выдавливаю я.

– Блондинка.

– Любит возиться с помидорами и картошкой.

– Да.

– Йогу обожает.

– Да, мы с ней поэтому и общались. Тренировали друг друга.

– Муж тайно мечтает кататься на доске.

– Он погиб на доске! – Молчание. – Аня, родная, ты точно в порядке? – Голос Риты обволакивает меня приторной сладостью. Так сестра разговаривает, когда…

– Я здорова! – Слезы душат меня, и я пинаю коленом стену. – Здорова. Клянусь, это не галлюцинации.

Рита всхлипывает. Не верит, дуреха.

– Паша утонул. Да, он любил кататься на доске, но он, черт побери, мертв! А Илона переехала в город и долго лечилась у психолога. Вечные истерики, все дела. В доме Градинаровых никто не живет!

– Врешь.

– Нет, Аня! – рыдает Рита. – Умоляю тебя, возвращайся! Пожалуйста! Или я подключу маму, и тогда за тобой приедет твой психиатр!

– Как, по-твоему, я могла их выдумать? Ты же сама сказала, что они существовали!

– Возможно, ты вспомнила соседей, и твой мозг спроецировал прошлое. Возможно, ты дружила с ними, откуда я знаю! Аня, хватит. Эта затея ни к чему хорошему не приведет. Где ты живешь? С кем? Почему там? Книга не стоит твоего рассудка. Возвращайся.

Небо, мы миллион лет не обсуждали мои приступы, а сейчас… Сейчас словно очистились от скорлупы. Приблизились друг к другу на миллиметр.

– Я здорова. – Я здорова? – У них есть сын. Темыч.

– Я звоню маме.