Когда Бруно впервые услышал тиканье собственных часов, он едва не разбил их от радости. Вломился в гостиную, продемонстрировал механизм маме.
– Какой ты молодец, – похвалила она его. – Я тобой так горжусь!
– Оказывается, это несложно!
Мама коснулась мизинцем циферблата.
– Подари их отчиму, сынок. Завтра у него праздник – девять лет заводу.
И Бруно подарил. Как же ему было грустно расставаться с часами! Да и отдавать их тому, кто обожал магнолии, – перспектива не из лучших. Но мальчишка не растерялся: когда-то давно он засушил лепестки цветка, из-за которого мама потом зачесывала ему челку. Он перетер гербарий в порошок и спрятал в корпусе часов.
Вот смеху-то будет, когда отчим найдет! А если не найдет – еще забавнее. Никто, кроме Бруно, не узнает, где похоронена магнолия.
Никто не узнает.
Отчим оперся на балюстраду и жадно втянул соленый воздух. В одной руке он держал часы, в другой – бутылку пива.
– А ты молодец.
Они с Бруно стояли на балконе. Даже со второго этажа вид открывался завораживающий: штормящее море, на пляже – ни души.
– Без твоих учебников ничего бы не вышло.
Повисло молчание. Бруно жил с отчимом уже девять лет, но так и не привык к его резким переменам настроения. Их нелюбовь друг к другу росла, как росло количество синяков на теле мальчишки.
Отчим глотнул пива.
– Пойдешь ко мне на завод? Тебе пора задуматься о будущем, выпускной класс как-никак.
– Я не решил.
Под балконом росла та самая магнолия – отвратительная и ядовитая, – а в утренних лучах переливалось море, которое Бруно с радостью променял бы на суету Кельна. В метре от мальчишки пил пиво человек-ненависть. Человек-глупость. Все, к чему он прикасался, начинало вонять магнолией.
Отчим поставил часы на балюстраду.
– Ты не серчай. Мой отец меня так же воспитывал. Правда, у него недостаток был – спиртное литрами хлестал, но это ничего. – Он допил пиво и, прицелившись в мусорный бак, швырнул бутылку. Та не долетела – разбилась на мелкие осколки. – Гляди, какой я вырос. Дом построил, работаю. И ты вырас…
– А
Отчим повернулся к пасынку и долго-долго на него смотрел. Бруно чудилось, что он читает его мысли.
– Съезжу на работу.
Отчим похлопал Бруно по плечу, пробормотал что-то нечленораздельное и – нырнул в дом.
Тикали часы. Минутная стрелка успела проползти пять делений, прежде чем внизу взревела машина.
А вечером зазвонил телефон, и картонный голос сообщил маме Бруно, что синяя «Чайка» улетела в кювет.
Бруно бродил по балкону и думал, что днем они с отчимом бродили здесь вместе. И часы разглядывали – тоже. А сейчас отчим мертв.
Осталось только тиканье…
Бруно захотелось перевести стрелки на пару часов назад, вернуться в прошлое, чтобы отчим ожил и влепил ему пощечину. Чтобы прокричал: «Проснись!» Мальчишка сполз на пол и, ругая себя за дурацкую затею, попробовал.
– Здорово, что твой отец был другим.
Бруно подскочил, чудом не уронив часы. Отчим появился из ниоткуда. Тихо. Абсолютно тихо. Он по-прежнему пил пиво. Трясущимися пальцами Бруно вновь принялся переводить стрелки. На час вперед. На два. На три.
– Перестань, я не испарюсь, – поморщился отчим. – И, кстати, отремонтируй «Чайку».
Бруно не обращал на него внимания. На четыре, на пять…
– Дело не в переводе стрелок.
– А… в чем?
– В магнолии. В твоей маленькой мести, парень.
Бруно искал пути отступления, но единственная дверь находилась за спиной отчима – слишком далеко.
– Откуда ты?..
– Он привел меня.
– Кто – он?
Отчим допил пиво и швырнул бутылку. Но на этот раз она растворилась в воздухе, как только он ее отпустил. Бруно пялился на циферблат и продолжал бессознательно переводить стрелки.
– Кто? – повторил он.
–
Бруно окончил школу. Мама настаивала на поступлении в университет, но он наотрез отказался – пошел работать на завод отчима. И как же он удивился, когда года через четыре директор назначил его начальником мастерской! О таком мальчишка и не мечтал.
– Ваш покойный отец…
– Он мне не отец, – отрезал Бруно.
– Извините. Ваш отчим гордился вами. Хвастался, что вы как никто разбираетесь в часах и рекомендовал вас как ценного сотрудника.
«Наверное, мы говорим о разных людях», – подумал Бруно. Отчим любил магнолии и «Чайку», но точно не своего пасынка. Не мог он его любить.
– Что ты им наплел? – спросил мальчишка у отчима-призрака, как только вернулся домой.
– Правду, – ответил тот и растворился во тьме коридора.
Как бы там ни было, Бруно надеялся, что на заводе кто-то знает о