Чувствуй себя как дома

Чертовщина началась в тот вечер, когда разбился отчим. Хотя нет – раньше. Когда Бруно решил отомстить. Если бы не дурацкая засушенная магнолия, если бы не дом и блуждающий по нему отчим, Бруно был бы обычным пареньком и радовался бы этому. Но, возвращаясь с работы, он старательно притворялся, что не слышит их. Что увлечен музыкой или фильмом – да чем угодно. Лишь бы выглядеть нормальным при маме. Ей и так несладко. После смерти первого мужа она сбежала в другую страну. После смерти второго – заперлась в доме, потому что не захотела больше бегать. Но она даже не подозревает, что второй муж сидит на подоконнике и поет ее любимую песню, когда она готовит курицу в духовке. Не подозревает, что он пытается вытереть ее слезы, когда она плачет по вечерам.

Бруно сразу понял, что дело в часах. Это они привели в дом то, что сводило его с ума. Тикающий механизм послужил чем-то вроде мостика между миром мертвых и живых. Он не раз пробовал сломать часы, но его постоянно отвлекал какой-то грохот – то чашка упала, то дверь хлопнула. Иногда Бруно получал по голове свалившейся с полки книгой. Он оставил часы в покое и все чаще начал задерживаться на работе. Для мамы нечто в образе отчима не существовало, а у него ехала крыша.

Бруно хорошо зарабатывал, поэтому домашние эксперименты он променял на огромную лабораторию в заброшенной части завода. Чайки ему было мало, он искал слышащих людей, чтобы вместе работать над тикающими сердцами. Бруно приводил кандидатов к себе домой, следил за реакцией, отбирал лучших. Он хотел во всем разобраться, но одного дома было мало.

Вскоре команда Бруно сконструировала сердца Ворона, Воробья, Ласточки и других птиц. И эти птицы разлетелись по поселку. На их циферблатах блестела надпись: Zahnrad. Кто же знал, что они начнут болеть и сходить с ума. В корпусы часов прятали засушенные листья яблонь, магнолий, абрикосов – словом, тех деревьев, что росли в садах хозяев.

Дома никогда не оживали без листьев. Они нуждались в душе, обожающей яблони, магнолии или абрикосы. Мечтали с кем-то разделить свое сердце.

Заброшенную часть завода отстроили и назвали Zahnrad.

А потом появилась Лида.

Спустя пятнадцать лет

Бруно любил свой кабинет – здесь оживали сердца. Он никому не доверял своих птиц. Листья, добытые работниками из отдела Zahnrad – Стаей, – хранились в сейфе. Только Бруно знал пароль. Только он имел право связывать таких разных существ. И только он замечал призраков. Стая была слепа. А жители поселка – еще и глухи.

Странно, но… За все время Бруно не встретил ни одного зрячего человека. Да и он сам видел далеко не всех призраков. Должно быть, близорукость, думал он.

У Zahnrad никогда не садились батарейки. А механические не нужно было заводить. Ими управляла другая сила.

Год назад Бруно и его мама переселились в общежитие на заводе. Чайка… умерла. У-мер-ла. Обычное слово. Но почему же, черт возьми, так больно?

В то утро отчим опять стоял на балконе и пил пиво.

– Можешь мне помочь? – произнес он, когда Бруно замер рядом. – Я знаю, что ты меня не переносишь, но сломай их, ладно? Чайка хочет убить твою мать, я чувствую.

– Ты…

– Мне осточертел этот дом и это море. Я уйду туда, где должен быть.

Бруно посмотрел ему в глаза и с трудом кивнул. Слова застряли в горле. Он побрел к двери.

– Удачи вам, герр Шульц.

Бруно застыл.

– Ты изо всех сил пытался стать плохим отцом, но… у тебя не вышло.

Он собрал чемоданы и увез маму в общежитие при заводе. Вызвал к себе новенького. Бруно ни за что бы не решился сам убить Чайку. Это не в его правилах. Но… зажмуриться он все же не смог. Так и пялился из отремонтированной «Чайки» на того, кто швырнул с балкона бутылку. На того, чья магнолия недавно расцвела.

И вот спустя год у него появилась надежда. Он поговорил с Торой. Поволок ее в ресторан, хоть она и сопротивлялась. Зря – Бруно искал ее не для того, чтобы придушить. Конечно, он же создавал часы, а разве можно ожидать чего-то хорошего от сумасшедшего изобретателя?

Но Бруно устал. Все живые дома, кроме Лидиного, сгорели. Его каменные дети погибли. Сколько душ эти несчастные существа прихватили с собой? Сколько жертв мерзнут в коммунальных квартирах после того, как лишились своих домов? Бруно построил общежитие, освободил поселок от монстров, но не учел, что свобода чаще всего равна смерти. И свои сбережения, которые он перевел на счета выживших, не играют особой роли.

– Вы ничего не добьетесь. – Тора закусила губу и не притронулась к ризотто, хоть Бруно и заказал его специально для нее.

– Почему?

– Вы подлец! Мой брат… Он погиб, борясь с вашими чертовыми птицами!

– Я увольняюсь, – вздохнул Бруно. – Уезжаю в Германию – домой.

– Но…

– Как ты вылечила сердце Ворона? Умоляю, Тора, ответь…

Она подалась к нему и прищурилась.

– Ладно. Но не думайте, что я вас когда-нибудь прощу, – цедит Тора. – Чем сильнее спешат часы, тем меньше вероятность того, что дом заболеет. Заставьте механическое сердце колотиться, и тогда на безумие у него не останется времени.