Комната сужается. Раньше я не замечал, как пляшут стены. Они будто скучали по мне и хотят обняться. Но я отталкиваю одну и через секунду натыкаюсь на вторую.
Стоп.
Это не стены. Это шкафы. И если я не высвобожусь из их объятий, они меня раздавят.
Я разгоняюсь и прыгаю, но лодыжка застревает между дверцами деревянных монстров. Шкафы звякают от радости.
Еще немного — и я перекручусь в фарш. Монстры пожарят из меня котлеты.
Надеюсь, Ирка хороший кулинар.
Впереди — силуэт кровати. Я цепляюсь за ее ножку и подтягиваюсь.
Что-то хрустит, мизинец взрывается болью. Я ругаюсь, но не позволяю себе расслабиться. Все просто: не быть чайником с накипью и не быть кирпичом. Или просто — не быть.
— Хватит! — Это голос Ди.
— Вот именно — хватит! Угомонись! — Это голос Бруно.
Щелк.
А это голос конструкции-убийцы, активирующей дождь из ножей.
Собрав в кулак остатки сил, я подтягиваюсь и — о святые дома! — нога выскальзывает. Шкафы врезаются друг в друга. Я поднимаюсь и охаю: как же больно!
Дым облепил потолок, лезвий почти не видно. И нужно бы спрятаться и переждать ливень, но не успеваю я даже пошевелиться, как комната оживает. Превращается в мухобойку.
Вот семенит тараканом кровать. Вот вытанцовывает чечетку стол. А вот плачет потолок. Расклад не из лучших: его слезы способны проткнуть меня насквозь. Я завязываю каску покрепче.
За спиной кровоточат крики Ди. Бруно молчит. Конечно, такое зрелище!
Я пролетаю между смертоносными слезами. Стол приглашает меня на танец, но я говорю ему, что он оттоптал мне все ноги и партнер из него никудышный.
А через миг проклятый нож разрезает мое плечо, как торт со сметанным кремом.
Тора, Тора, я справлюсь. Я выползу из этой мясорубки. Обещаю. Я не погибну по команде.
Иди к дьяволу, Бруно.
И я бегу. Мне все равно, что лодыжка перебита в фарш. Все равно, что пальцы сломаны и теперь напоминают крючки для верхней одежды. Все равно, что я не торт, и вместо крема из меня сочится кровь.
Я справлюсь, Тора.
Ножи впиваются в половицы. Я переворачиваю стулья, спотыкаюсь, перелезаю через пляшущий стол. Глаза слезятся от боли и дыма.
Эта комната сошла с ума понарошку. Как жаль, что умереть понарошку у меня не получится.
Мое тело — торт. Я представляю, как по венам течет вязкий сметанный крем. Вот же они, мягкие коржи, пропитанные красным сиропом. Приятного аппетита.
Я — подарок на чей-то день рождения.
Несколько шагов — и Zahnrad мои. Несколько шагов — и я одержу победу над мухобойкой.
Несколько шагов — и я герой.
Но меня отвлекает скрежет. Я запрокидываю голову: прямо надо мной висит кирпич. Ножи закончились, а муха до сих пор жива. Непорядок.
Я бы не успел отскочить, если бы не обезумевший стул. Он пихает меня в сторону часов, и я, дотронувшись до них, падаю. Кирпич разбивается в сантиметре от моей лодыжки.
Дом мне помог.
Безумие…
Если муха жужжит, за ней гоняются, а не пригашают на чай.
Я озираюсь. Ди кивает мне, и ее рука соскальзывает с рычагов. Небо, да это же она! Если Бруно узнает, ее уволят. Но наш кот невнимателен: он смотрит на меня, ему нет дела до девчонки с глазами-божьими-коровками.
— Молодец! Теперь ты спасатель, Захар. Ich bin stolz auf dich.
Тик-так. Я прислоняюсь ухом к циферблату. Часы поют колыбельную, четкую, ритмичную, звонкую. На немецком, определенно.
Поздравь меня, Тора. Я не сдох по команде.
Кто-то держит меня за руку, и этот кто-то пахнет яблоками. Мини-ладошка, мини-ключицы, мини-личико… Тора.
Неужели я справился?
— Очнулся, — горько улыбается она. — Как же ты нас напугал! Разве можно спать целый день?
Я хочу ей ответить, но тут же понимаю: это дурацкая затея. Голос запекся кровавой раной, попробуй отдери. Тело затекло. Я лежу, как бесполезная деревяшка.
— Что со мной? Где я?
— В корпусе. Все в порядке. Ты победил мухобойку, но… Ушиб стопу, поранил плечо и сломал мизинец. Не волнуйся, доктор пообещала мне, что скоро ты будешь в норме. — Тора украдкой смахивает слезы. — Бруно… Как он посмел?
— Никак. Он не заставлял меня, — отрезаю я и пытаюсь сесть. — Ох…
По ощущениям мое плечо превратилось в муравейник, и теперь маленькие существа копошатся там, в своем новом доме с красными подтеками.
— Не вставай пока. Считай, что это твой отпуск.
Я осматриваю палату: белый шкаф-труп, лампочка, свисающая с потолка, как слюна огромной собаки, одинокий кактус на подоконнике — все это мой дом на ближайшее время.
— Не знал, что здесь есть больница.
— Мы ведь спасатели, — вздыхает Тора. — Если кого-нибудь из Стаи со вспоротым животом привезут в обычную клинику, начнутся расспро…
Она не успевает закончить: в палату врывается Ди — растрепанная, запыхавшаяся, уставшая.
— О, у тебя гости. Я… подожду в коридоре, ладно? — Кивнув мне, Тора шагает прочь.
А я все пялюсь ей вслед и борюсь с желанием окликнуть. И плевать мне на Ди, гнущую пластилиновые, бескостные пальцы. Плевать, что она прилипла к окну и, кажется, не замечает меня. Мне страшно ее благодарить. Вдруг я ошибся? Какие отношения могут быть между тем, кто чуть не сдох, и его новым богом?