— Ты не думай, — перебивает он меня, — я не монстр. И не убийца.
Я глотаю нервный смешок.
— Правда?
Щелк-щелк-щелк — ругается ручка. Цок-цок-цок — возмущаются ногти.
— Ты малолетка. Неотесанный пацан. Недоучка. — Бруно раздувается, как огромный парус. Кресло под ним трещит. — Как по-твоему, зачем я вас нанял? Чтобы убивать? И не говори о домах. Они заслуживают…
— Даже Чайка? Даже она заслуживает?
Болевые точки у всех одинаковые, и плевать, что у тебя внутри — шестеренки или кровь. Я хороший спасатель и — плохой собеседник.
На лице Бруно проступают красные пятна. Пальцы каменеют. Ручка падает, укатывается под стол.
— Да, — шипит Бруно, наклоняясь ко мне. — Даже она.
— Вы по ней не скучаете?
— Я ненавижу чаек. И ненавижу магнолии.
— Именно поэтому вы плакали?
Он хватает меня за воротник и встряхивает.
— Найди Тору, Захар. Я обещаю, что не заставлю ее выплачивать штрафы. И не уволю. Она — наш единственный шанс.
— Хорошо, — киваю я, а сам прокручиваю в голове вчерашнюю сцену.
Тора исчезла. Тора обманула нас.
Тора ушла в свободное плавание.
Интересно, она до сих пор считает, что я ее выдал? До сих пор проклинает меня? Что, если в эту секунду она стирает со стен Ворона отпечатки наших ладоней?
Глупая, глупая девочка. Ты не оставила мне ничего, кроме снов. Так нечестно.
Слышишь?
Нечестно.
— Она пропала, — заявляю я, переступив порог кабинета Лиды.
К ногтерезу заглянула и Ди: она переминается с ноги на ногу, готовая в любой момент разбить Zahnrad. Но сегодня нам угрожают не дома и даже не кот с отросшими ногтями. Мы слабы без Торы. Все до единого.
Лида сползает на стул, вцепляется пальцами в колени. Слезший лак напоминает японские острова.
— Мы найдем ее, — продолжаю я.
Часы выстроились в ряд на длинной полке. Ди гладит циферблаты и морщится:
— Смеешься? Если она пропала, то это его рук дело. Его! Он убьет Тору. Или уже убил.
Я смотрю в потолок и вижу лицо Бруно. Перекошенное, как Пизанская башня. Он ненавидел нас с Торой, часы, Лиду, Ди. Магнолии и чаек. Нет, он не знает, где она. Бруно не умеет играть на публику. Бруно плохой актер.
— Он не виноват.
— Захар прав, — подает голос Лида. — Он нормальный.
— Да нифига! — багровеет Ди, сжимая кулаки. — Ни-фи-га! Он псих!
Я качаю головой.
— Псих, которому позарез нужна Тора. Мы будем ее искать. Хотя бы потому, что это задание твоего начальника.
— Или хотя бы потому, что ты неудачник, и она тебя бросила, — парирует Ди.
— Иди к дьяволу.
Все не так страшно. Закрой глаза. Просто закрой.
Я скучаю, Тора.
Танцуй, где бы ты ни была, играй на скрипке, но не уезжай на море. Ты ведь не устала? Я буду ждать вас с Вороном. Обещаю.
— А если это действительно Бруно? — Ди подходит ко мне вплотную. Мы почти соприкасаемся лбами. — Что тогда?
— Тогда я закопаю его.
Расцарапаю изнутри. Вырву сердце. Закрою глаза и пойму, что на ощупь оно такое же, как мокрый надувной мяч.
Я сыграю им в волейбол.
— Как же вы ошиба-а-а-етесь, — шепчет Лида. Слезы высохли, и черные подтеки разделили ее лицо на островки. Хонсю, Сикоку, Кюсю и Хоккайдо, не иначе. — Как же вы ошибаетесь, ребята.
Матушку выписали быстро. Я загорелся идеей поскорее восстановить Воробья, пусть и мертвого, отреставрировать его, и уже через несколько месяцев мы переехали в наш дом.
Сначала было трудно. Жить в том поселке, где когда-то пахло яблоками и танцевала самая маленькая девочка на свете, — все равно, что играть в рулетку. Сегодня ничего, держишься. Не выстрелило. А завтра ты труп, потому что внезапно из шкафа выпадает плюшевый кот. Или проигрыватель. Она не забыла их, но забыла все остальные вещи, включая тебя.
Матушка обрадовалась, когда я притащился к ней с двумя чемоданами. В первом — моя одежда. Во втором — одежда Торы.
Когда Хлопушка найдется, я поглажу ее любимое платье. А она найдется. Нужно только зачеркивать дни в календаре. Угольком. Этот урок я усвоил с детства.
Теперь мы с матушкой часто пьем чай по вечерам и говорим — о мелочах. С трудом. Перебарывая страх. Замалчивая главное. А днем я пропадаю на работе в компании Ди. Этой девчонке все нипочем. Она, как и раньше, живет в корпусе, титановая, хмурая.
По выходным у нас тренировки с Лидой. До изнеможения. Пока тело не превратится в бесполезную груду мышц.
А еще я продолжаю писать книгу-дневник — медленно, по странице в день.
Иногда Бруно вызывает меня к себе. «Тора не объявилась?» — вот что его тревожит. А я лишь мотаю головой.
Ее больше нет, знаете ли. Знаете ли, и меня тоже.
Бруно это злит. О, как же злит. Он дергается от звонков, часами пялится в окно сквозь щелку штор, пьет виски на завтрак, обед и ужин. Он — кот, но не умеет приземляться. Чувствует, что растечется по асфальту черным фритюром.
А Лида… Эта женщина в ярко-розовых лосинах без устали бегает за ним.
В свободное время я ищу Тору, брожу по городу в надежде встретиться с ней, пытаюсь поговорить с ее родителями, но — бесполезно. Город неприветлив, как и тетя Марина и дядя Антон. «У Торы все отлично, но она не хочет тебя видеть, — говорят они. — Нам очень жаль, ты хороший парень».