– Ваша проницательность, мистер Уэбер, это легенда Нью-Йорка.
– Что же вы тогда не прислушиваетесь?
У Джека в крови просыпается Манчестер. Не то чтобы он был агрессивным, но этому Уэберу явно многовато воздуха – вон как грудь надулась. Выбить бы его одним ударом, пусть хрипит и корчится на полу.
– Ваше лицо мне знакомо, – вмешивается он. – Мистер… Уэбер?
– А вот ваше мне – нет, – кривится тот.
Едва Джеку удается придумать, как избавить Флоренс от этого жуткого разговора, рядом оказывается Третий, который практически оттирает Уэбера от них.
– Майки, и ты здесь. – Он сама чертова любезность.
Взгляд у того становится ожесточенным, и Джек невольно закрывает Флоренс собой. Он даже не уверен, что происходит: выглядит все паршиво, словно настоящие терки – это у Третьего с Уэбером, а они так, сопутствующий урон.
– Грегори, – выдыхает тот и делает осторожный шаг назад.
– Как твое… – Третий еле заметно искривляет губы. – Творчество, да? Успел написать разнос на Мартина? Будь аккуратен: в «Галерее нового искусства» выставлены и те его работы, которые ты уже хвалил.
Уэбер оглядывает их всех, включая Бонни с намертво приклеенной к лицу улыбкой. Он ничего не отвечает, только отходит все дальше, остановив глаза на Третьем. Когда его тень наконец скрывается за спинами других людей, Флоренс заметно расслабляется.
– Однажды ему надоест, – спокойно произносит Бонни, – и он не будет тебя донимать.
Она отлепляется от мужа, чтобы поцеловать Флоренс в щеку.
– Сомневаюсь, – сквозь зубы цедит Третий и поворачивается к ним. – Мистер Эдвардс, верно?
– Просто Джек. Можете меня просветить, что за крыса этот ваш Уэбер?
– Я потом расскажу тебе эту историю. – Флоренс снова подхватывает его под руку.
– Давай я попробую. – Третий вдруг мягко улыбается и приобнимает жену, будто в ответ на ее движение. – У Майкла Уэбера были сложности в отношениях с моей семьей, и когда Флоренс открыла галерею в нашем здании, он связал ее с нами.
– На тот момент это было логично, – замечает Бонни.
– Да, но он уже четыре года не может остановиться, – вмешивается Флоренс. – Ты не представляешь, сколько художников отказались со мной работать, потому что их точно разнесет Уэбер. Хотя многие согласились по той же причине.
– Так давай убьем его, – успокаивающе склоняется к ней Джек. – Это же решит проблему?
Из горла Третьего вырывается веселый смешок, пока Бонни застывает на месте с круглыми глазами.
– Начинаю разделять твою любовь к людям из Манчестера, Флоренс, – произносит он. – Нам пора, но давайте как-нибудь поужинаем вчетвером?
– Обязательно! – Джек натягивает одну из своих обворожительных улыбок. – Рад знакомству.
Они остаются вдвоем. Флоренс цепляется за его рукав, и ему хочется закрыть ее от этого мира язвительных критиков и скользящих взглядов.
Вспоминаются все те моменты, когда Джек сам выдавал ей список важных, как ему казалось, замечаний к экспозиции. Укол вины оказывается болезненным, хоть и справедливым: нужно ли ему было лезть? Вокруг достаточно уродов, таких как Уэбер, которые сделали своей жизненной целью задеть ее. А он только добавлял проблем.
– Тебе не слишком много социума? – спрашивает он, наклоняясь к ее уху. – Я не против пожать еще с десяток рук, но, может, все-таки посмотрим на полосочки?
– Как ты назвал работы Ньюмана? – шипит Бри, грозно появляясь перед ними.
Глава 23
– Черт с вами, дружите, – Бри благосклонно осматривает места, которые им достались благодаря Джеку.
– Ты такая меркантильная, – смеется Маттео, но довольно укладывает уже зажившую руку ей на плечо. – Не так давно ты обещала его убить.
– Он назвал работы Ньюмана полосочками!
– Сколько раз нужно повторить, что это было в шутку? – вздыхает Флоренс.
– За такое в Древнем Риме на кресте распинали, – огрызается Бри.
– Все верно, именно за это, – смеясь, поддерживает ее Маттео. – В римском законе было прописано: распинаем за бунт, государственную измену, разбой и шутки над абстрактным экспрессионизмом.
– Он тебе нравится, только потому что похвалил, – щурится та.
Флоренс краем уха прислушивается к перепалке и никак не может понять, рада она, что взяла их с собой, или нет. Наверное, все-таки больше рада: одной было бы слишком нервно. Тут столько взглядов, которые без Джека ощущаются особенно остро.
Когда он сказал, что в эту субботу выйдет на бой с Ямайкой, у нее задрожали руки. Она видела, как тот расправился с Пепито, и совсем не уверена, получится ли у Джека провести этот бой так же чисто, что и прошлый.
Он рассмеялся, услышав ее опасения, и даже стало обидно. Джек сам предложил ей прийти посмотреть. Сказал, пока она рядом, ему будет слишком стыдно продуть и придется выиграть. Флоренс даже не помнит, как согласилась – в этот момент в ней оказались его пальцы, и думать стало невозможно.
И вот теперь она сидит на тех местах, что им оставили по его просьбе, рядом препираются Бри и Маттео, а внутри у нее холодными щупальцами расползается страх.
– Ты за него волнуешься? – вырывает из водоворота мыслей голос Бри.
– Нет, – врет Флоренс.