В тот день я быстро закрыла дверь, чтобы не смущать влюбленных. А если честнее – скрыть собственные вспыхнувшие щеки. Но Кирилл быстро догнал меня в коридоре, когда я шла в лекционную, надеясь попытать счастье после занятий. Там, в полумраке, он казался мне просто широкоплечей глыбой, из-за спины которой едва-едва выглядывала хрупкая девичья фигурка. Теперь я могла разглядеть его лучше. Ощущение глыбы никуда не делось: он был выше меня сантиметров на двадцать – на двадцать два, как мы выясни позже – повязанный на плечах свитер не делал их уже. Я до сих пор не забыла, что тогда больше ничего не запомнила, даже цвет волос или глаз. Разве только одна деталь бросилась в глаза – татуировка на правом запястье. Волк, заключенный в рамку-ромб, смотрел холодными голубыми глазами спокойно и уверенно, под ним, в нижнем углу, распустился цветок лотоса, слегка розоватый, кажущийся даже слишком нежным для такого парня, как Кирилл.
Из-за тату я боялась его.
– Если не хочешь помочь лучшему, главному своему другу – так и скажи, – обиженный голос. По нему не понятно, всерьёз он или смеётся.
И так во всём. Я далеко не всегда понимаю, что скрывается за его словами, интонациями, намёками. Он слишком умело контролирует каждое своё действие. Иногда мне хочется прямо спросить его, что происходит, о чём он говорит, но не могу – мешает стеснение, боязнь показаться глупой. Ненавижу. И какие у нас взаимоотношения я тоже не понимаю, и как мне относиться к нему – не знаю. Ведь если это лишь его игры, то я не должна переступать границы и показывать что-то большее, чем дружеская привязанность.
Мне не нравится неопределенность.
– Главному? – улыбаюсь. Он как всегда попал в цель. – У меня ещё есть друзья.
– Я – лучше всех их вместе взятых, – заявляет он спокойно, полностью уверенный в своей правоте. – Не переводи тему.
Мы заворачиваем за угол, где наши пути должны разойтись. На нас смотрит огромная черно-белая афиша, с красно-бордовыми буквами. В город приезжает артист, ради билета на концерт которого я готова отказаться от съемной квартиры, места в университете и собственной души. И Кирилл знает об этом.
– Я думаю, поход на его концерт будет хорошей платой за услуги модели, ты как считаешь? – с хитрыми нотками в голосе спрашивает Кирилл, и я не вижу, а скорее ощущаю, что он смотрит на меня выжидающе.
– Я думаю так же, – киваю, – но не в этот раз.
– Почему?
– Катька со мной не пойдёт – занята. Больше никто не согласится – не слушают.
Кирилл останавливается. Я замедляю шаг, но он хватает меня за плечо, заставляя обернуться.
– В наших отношениях снова похолодание: ты даже не вспомнила обо мне.
– С тобой я не пойду.
– Почему?
– Ну…
А что мне ответить? Что я всё ещё не могу снять с него ярлык «плохого мальчика», что до сих пор, в самой глубине души, побаиваюсь из-за тату? Я не хочу его обижать. Это мои заморочки, от которых давно пора избавиться.
Вдруг перед глазами возникло лицо «моего» баристы и осознание того, что с ним я бы на концерт пошла.
– Я жду, – спокойно замечает Кирилл, когда молчание затягивается.
– Знаю я эти походы на концерты, – уклончиво отвечаю я, глядя куда-то вбок. – Закончится поздно и…
Кирилл смеётся, заставляя меня замолчать. Хочется сменить тему. Снова кажется, что любое слово или выставит меня глупой, или обидит его.
– Ну конечно, поздно. Я, конечно, собрался тебя соблазнить. Я даже решил потратиться на билеты.
Он смеётся, я не смеюсь. Снова не могу понять, шутит ли он.
– Обиделась? – Кирилл приобнимает меня за плечи, примирительно улыбается. – Я же несерьезно. Я тебя и пальцем не трону.
– Я не сомневаюсь, – вру, но становится легче оттого, что он всё понял.
Мы идём молча. Остаётся совсем немного до моего подъезда. Вспоминаю, что не зашла сегодня в кофейню, не написала отрывок нового рассказа и не зашла в библиотеку, чтобы сдать так и не дочитанные книги – Кирилл испортил все планы. Ну и ладно…
– Подумай насчёт набережной и концерта, – просит Кирилл, останавливаясь.
– Обязательно, – ищу ключи в сумке, соображая, нужно ли пригласить его в гости. Вроде бы нужно, хотя бы ради приличия, но что делать? У меня и в холодильнике-то, наверное, пусто. Как же всё глупо…
– Да, очень оптимистичные интонации, – усмехается Кирилл, и как раз в тот момент, когда я бросаю на него быстрый взгляд, достает телефон и его лицо мгновенно меняется. – Мне нужно бежать, до завтра. Имей в виду: я всегда добиваюсь, чего хочу. Так что выбирай одежду, в котрой будешь орать песни через две недели.
В кофейне сегодня «солд аут», приходится ютиться в уголке за двухместным столиком. Мне места много не нужно, но всегда есть страх, что кто-то попросит сесть на свободный стул. Тогда писать я не смогу, а мне очень хочется поскорее закончить рассказ. Не знаю почему, но работать при других не могу, даже понимая, что никто мои записи не читает. Кирилл обижается, говорит, что я слишком большого мнения о своих работах. Но сразу извиняется, повторяя «самые ранимые люди – поэты и женщины. Когда это один человек – можно вешаться, но тебя я готов терпеть».