Чувствуй

Ветер несмело треплет волосы, касается холодными пальцами обнаженной кожи. Пользуется случаем. Приносит чьи-то голоса с другого конца набережной, отзвуки плохо настроенной гитары… Вот бы навсегда запомнить этот момент, все чувства, звуки, касания. Их не передаст ни одна фотография, как бы ни старался фотограф. Я жду первую звезду. Хотя для одной звезды желаний слишком много.

Холодные пальцы сменяются тёплыми. Кирилл обнимает по-другому, нежно и уверенно, прижимает к себе. Согревает. Подушечки его пальцев мягко проходятся от плеча до локтя, остаются там. Он стоит за спиной, и ощущение, будто сейчас до меня не сможет дотронуться целый мир, что только у него, Кирилла есть эта привилегия.

Мысли о том, чтобы оттолкнуть его, забирает затаивший обиду ветер.

– Звезда появилась, – шепчет Кирилл тихо-тихо на ухо.

Я знаю, что загадаю ей.

***

Кофейня встречает солнечными зайчиками и ароматом кофе. Мне хочется танцевать, петь, кричать всем о том, что я наконец свободна. Практика окончена, у меня начинается отдых. Скоро концерт, а после к него – к родителям. Что может быть лучше?..

– Слышала новость? Двух девчонок убили.

Уши сами выхватывают из воздуха чьи-то слова. Говорят две женщины, примерно за тридцать. Одна из них с ярко-розовыми губами удивленно округляет глаза. Она держит чашку, оттопырив мизинец.

– Да ты что?

– Да, в Летнем парке их нашли.

– Убийцу поймали?

– Нет, идет расследование. Много улик: белое полотенце, чья-то сумка недалеко, даже телефон. Но вряд ли это всё принадлежит одному человеку.

По коже пробегают мурашки, а солнечные зайчики со стен куда-то прячутся. Неприятно знать, что в парке, через который ты часто ходишь, кого-то убили. Оборвалась чья-то жизнь, но люди узнают об этом спустя день, два, больше. Это так странно… Девочек больше нет, а я не почувствовала никакого толчка, никакого укола. Их больше нет, а все остальные живут и могут знать, могут не знать о случившимся. Странно…

Взгляд падает на тетрадь. Рассказ я окончила вчера, но почему-то публиковать его не решаюсь. Я не уверена в написанном, не уверена в том, что написала по-настоящему. Мне кажется, что мир в рассказе снова идеализирован, очень далек от реальности. И я обращаюсь к Кириллу.

– Вот, смотри. Какие малышки, и школу-то, наверное, не окончили.

Женщина показывается подруге с яркими губами фото на планшете, и я тоже вижу его. Наверное, фото были сделаны для выпускного альбома. Парадная школьная форма и ни тени страха и грусти на лицах, в которых я узнала девочек, заходивших в кофейню около недели назад. Становится не по себе. Холодно.

– Привет, звала?

Я смотрю на Кирилла, и выражение его лица тут же меняется.

– У тебя всё хорошо?

Я киваю, пытаясь понять, что его так напугало. И почему новость подействовала на меня так сильно.

– У тебя ничего не болит? Ты какая-то потерянная. Хочешь кофе? Давай я закажу.

Я снова киваю, лишь бы он отстал и дал подумать. Бессмысленно смотрю в его спину, потом задеваю взглядом лицо баристы. Он тоже увидел девочек с фотографии, но глаза её такие же спокойные, как обычно. Может, он не узнал их? Да, в кофейне ведь много посетителей.

Вот так вот выходит: смерть девочек станет горем только для их семьи, близких знакомых. Потом и они успокоится, будут жить дальше, строить планы… Это правильно, нельзя хоронить себя вместе с ними. И всё же… Как странно.

– Пей, – Кирилл ставит передо мной карамельный капучино, садится и забирает тетрадь. – Это рассказ? Я прочитаю его, и после публикации ты не трогаешь его.

– Спасибо.

– И следующий твой рассказ будет более… позитивным, ладно? Мне не нравится твоя постоянная меланхолия и зачатки депрессии.

Я морщусь. Никакой депрессии у меня никогда не было и нет. И мне уже хочется высказаться по этому поводу, но я встречаюсь взглядом с Кириллом. Он смотрит внимательно, взволнованно и совсем не весело. Так не похоже на него.

– Кстати, я фотографии обработал. Хочешь покажу? Сейчас, я пересяду к тебе.

И пока Кирилл путается в стульях и сумках, я снова бросаю взгляд на моего баристу. Он смотрит в нашу сторону и улыбается одними губами.

***

– Я расстался с Сашей.

В кофейне пусто. Мой бариста усердно натирает чашки белой тканевой салфеткой. Передо мной две пустые чашки с пеной на дне. В скрипе стекла, тихом тиканье часов и шипении оседающей пены слова Кирилла звучат, точно раскат грома.

Мы молчим. Он смотрит на меня выжидающе, его нетерпение выдают барабанящие по столешнице пальцы. Но он не торопит. Я не знаю, что ему сказать. Не сразу до меня доходит смысл этих слов, а когда доходит, я не понимаю, можно ли мне радоваться. Что вообще значит их расставание?

– Почему так внезапно?

Внутри меня трясет, и я даже не думаю о том, что произнесла несусветную глупость. Уголки губ Кирилла ползут вверх, но он сдерживает улыбку.

– А тебе нужно, чтобы мы расставались месяц?

Снова молчание.

– Я её не люблю, и ты это знаешь. Я сказал ей это ещё весной, но она просила время. Месяц истёк.

– Разве любовь может за месяц вернуться, если она уже пропала?