Чужая. Часть 2. Мёртвый дом (СИ)

История о том, что случилось, была яркой, очень красивой, переливчатой — и так же безысходно, по-абсурдному страшной. Увлечься и потеряться в ней можно было легко. Бездны всегда притягательны. А здесь всё было настолько вне логики и разума — праздничное начало и жуткое окончание. Впрочем, чего еще ждать от цирка?.. Но мысль о том, что можно жить и так, мимо житейских формул, странствуя и сверкая, а погибать — не во имя чего-то, а просто так, показалась на диво соблазнительной человеку, который больше всего на свете любил свободу. Кроме того, жизнь самого Сириуса так часто протекала вдоль берегов бреда, что в фактическую часть изложенного он поверил безоговорочно.

- А ты тоже танцевала?

Берта слабо улыбнулась.

- Нет. Я играла, - кивок в сторону клавиш.

- И, наверное, пела…

- У нас все пели.

Сириус со вздохом присел на корточки возле её стула и развернул Берту к себе.

- Ну, вот и спела бы. Всё равно тоска…

Берта смерила его долгим взглядом. Потом резко повернулась к клавишам. …А музыка уже плыла по комнате — на этот раз не столь сложная, приводящая в недоумение, но сразу трогающая до глубины души, потому что говорила она о нежности. А вслед за ней звучали слова на непонятном Сириусу Блэку языке, но интонация, говорившая о любви, грусти, прощании, надежде, делала их ясными. Ведь искренность не имеет наречия.

Голос у Берты был не очень сильный, глуховатый, будто бы отстранённый. Пение не поражало красотой и мастерством, но здесь и сейчас Сириусу хотелось слушать и слушать этот голос. Живое пение, даже не профессиональное, всегда притягивает.

Когда Берта допевала последнюю фразу, Сириус не сразу понял, что её руки уже не касаются клавиш, а спокойно лежат на коленях.

- «Опустела без тебя Земля… Если можешь, прилетай скорей…»

- О чём это? - поднял на Берту Сириус расфокусированный взгляд. И она рассказала Блэку о звёздах и нежности, о свободе и смерти, о французском лётчике и философе, жившем и умершем свободно. В полете — как птица или поэт.

…А руки у Берты и впрямь были царственно хороши…

- Ты, наверное, хорошо танцуешь? - неожиданно спросила девушка.

- Ну…учили в детстве, - ответил сбитый с толку Блэк. Да, издержки воспитания юных аристократов.

- Меня научишь?

Блэк хмыкнул.

- Что ж, можно попробовать, - и тут он вспомнил одну любопытную деталь. - Видишь, вон там светлое пятно над клавиатурой? Если прижать к нему ладонь и задумать какую-нибудь мелодию, инструмент начнет играть её сам.

- О, колдовство!

- Ну да. Этой штукой пользовались, когда ни граммофонов, ни радио ещё не было.

И когда в этом доме вечера танцев ещё были.

- Надо проверить, не разладилось ли за столько лет… Встань-ка.

Но как только Берта встала, Сириус на миг позабыл про инструмент, потому что увиденное вызвало у него улыбку.

- Ты в этом собралась танцевать?

Её серенькое платьице было до того дешевым, до того бедным, что его хозяйку скорее хотелось пожалеть и накормить, а не приобщать к благородным искусствам.

- Больше не в чем, - хмуро глянула Берта. - Концертные наряды я продала. Давно.

- Понятно, - с серьёзным видом кивнул Сириус. - Пойдём.

Комнатка, куда её привёл Сириус, была такой маленькой и незаметной, что Берта не нашла бы её сама, даже если бы взялась искать. Всё её пространство занимали стройные ряды кронштейнов, завешанных разнообразной одеждой. Чего тут только не было! В тусклом полусвете комнаты трудно было различить отдельные вещи. Шкафы, шкафчики, в углу Берта приметила даже объёмистый сундук. В центре величественно возвышалось большое зеркало. Его запыленная поверхность отражала смотрящего в полный рост. Да, Берта слышала раньше, что в богатых домах есть такие специальные комнаты — гардеробные, а вот теперь довелось и своими глазами увидеть.

Ну, ты выбирай, меряй…а я выйду пока, - в голосе Сириуса Блэка прозвучало что-то похожее на смущение. Удивительно.

Берта кивнула и через мгновение оказалась наедине с Её Величеством Гардеробной. Никакого особого восторга девушка, впрочем, не испытала. Возможно, это казалось слегка необычным, но Берта к нарядам была равнодушна. Только платья для выступлений ей нравилось выбирать, а чаще — придумывать, выбор в бродячем цирке был невелик. Что ж, если представить, что это костюмерная какого-нибудь роскошного театра, то всё становится гораздо проще…

Вообразить себе это было нетрудно — содержимое шкафов и кронштейнов располагало. Парча, шёлк, кружева, бархат, старинные фасоны и необычные аксессуары, обувь, которую нигде не увидишь сейчас — все наводило на мысль о подготовке к какому-то представлению. Как будто где-то здесь поблизости должна быть гримёрка.

Берта примеряла чепец с розовыми лентами и белые сетчатые перчатки, шляпу с экзотическим пером и меховую горжетку, голубой шёлк и травянисто-зелёный бархат. И ужасно себе нравилась — нежной барышней и инфернальной дамой. Но один образ заставил ее надолго замереть у зеркала.

…Да полно, она ли это? Может, за те полчаса, что Берта провела здесь, кто-то подменил её отражение в туманной дымке пыльного стекла?