Чужая. Часть 2. Мёртвый дом (СИ)

Como si fuera esta noche la última vez.

Bésame, bésame mucho,

Que tengo miedo tenerte y perderte después.

Медлительный ритм этой музыки успокаивал, словно убаюкивая, заставлял забыть о морозной ночи за окном, как будто переносил в какие-то далёкие тёплые края… И, подумаешь, в любом ведь деле случаются недоразумения. На сердце потеплело, а на лицо вернулась улыбка.

…Он увидел их сразу же, как только вошёл.

В первые секунды Рему показалось, что это Мэгги Райс много лет спустя решила навестить бывшего жениха. Но что ей делать здесь и почему у неё тёмные волосы? Ремус никогда бы не подумал о сходстве Берты с невестой Сириуса, если бы не увидел этого сходства сейчас так ясно.

Они были очень красивой парой — оба высокие, стройные, темноволосые. Лицо Сириуса было знакомо Рему до мельчайших чёрточек, он привык видеть его разным, но Берту он сейчас не узнавал. Непривычная высокая причёска, яркий макияж — даже чересчур для её небогатого красками лица — отчего-то он не казался вульгарным. Как и платье — очень короткое и очень открытое, тонкая чёрная ткань, прошитая блестящей серебристой нитью, обволакивала всю её стройную фигуру, подчеркивая каждое движение. И всё это было красиво: медленная музыка, медленные чувственные движения, долгие взгляды глаза-в глаза… Кажется, этот танец называется «румба».

Рем и сам не понял, как под руку ему подвернулся полный стакан Огневиски. И отчего-то сразу позабылось, что оборотням следует быть поосторожнее с алкоголем. Дальнейшего он не мог вспомнить, как ни пытался.

Осознание пришло от взгляда её глаз, почему-то оказавшихся очень близко от его лица — побелевших от ярости, со сжатыми до точек зрачками. Потом в полутьме коридора вдруг возникло её лицо — совсем не такое, каким он привык его видеть. Выбившаяся из причёски длинная прядь наискосок прилипла ко лбу, под глазами — тёмные потёки туши, на щеке — яркий коралловый след… Ожог? Удар? Да нет, просто размазанная помада…

Дальше Рем увидел собственные руки на её полуоткрытых плечах, собственные пальцы, впившиеся в нежную кожу почти у самого горла. Почувствовал всё её тело, прижатое к нему — но не в счастливой истоме, как раньше, а нервное, дрожащее… Почувствовал весь её запах — страх, отвращение, ярость. И свой — только ярость, человек и зверь здесь были едины. Конечно, только слепая ярость и ещё… И вот тут недалеко стало до страшной догадки.

Высоко задранный подол беспорядочно измятого и, наверное, разорванного платья и… Вся ярость, ревность, зависть, похоть, хмель схлынули с него разом, оставив место лютому отвращению к себе. Руки Ремуса бессильно опустились. Внезапно ослабели колени, он осел на пол и ткнулся лицом в её спущенный порванный чулок.

Конечно, Берта пнула его. Не сильно и не больно, но брезгливо и презрительно. Рем принял это почти с благодарностью — несомненно, он был достоин худшей кары. И теперь он с покорностью приговорённого стал ждать, что она скажет. Ведь должна же Берта что-то сказать, верно?

Но она промолчала. Молча же оттолкнула его и ушла. Слушая её удаляющиеся шаги, Рем наконец посмел поднять глаза. Берта шла по тёмному коридору — неровно, ощупью, пошатываясь. Впрочем, ни испуганной, ни сломленной она не выглядела. И глядя ей вслед, Ремус понял, что, если здесь и сейчас он её отпустит просто так, всё между ними будет кончено. Берта будет потеряна для него навсегда. Она уйдёт сразу и не задумываясь, как решала и делала в своей жизни всё. А он останется один с тяжелейшим грузом вины на сердце.

Решение пришло мгновенно. Так и не поднявшись с колен, Ремус вынул волшебную палочку и, метя Берте в затылок, произнёс:

- Обливиэйт!

Она растерянно замерла на полушаге, а потом обернулась. И тут Ремуса настигло наказание. В первое мгновение Берта будто остолбенела, неверяще вглядываясь в лицо стоящего перед ней человека. А потом дикая, безумная радость вдруг выплеснулась слезами из её глаз и сдавленным криком — из горла. В следующую минуту Берта уже повисла у Рема на шее, бессвязно лепеча что-то неразборчивое. И как же он внутренне корчился от стыда и ненависти к себе, когда видел сейчас её перемазанное косметикой вперемешку со слезами личико — абсолютно, совершенно счастливое. Когда чувствовал слабые, бесконечно любящие руки, которые его обнимали, и всей кожей ощущал живую и чистую магию юной ведьмы, словно переливающуюся в его тело… А ведь с её собственной кожи ещё не сошли синяки от его рук, её тело ещё не остыло после того, что случилось несколько минут назад… И новая волна стыда и отвращения к себе накрыла Рема, потому что он вдруг ощутил, что ему всё ещё мало того, что он сделал, и от этого ненависть к самому себе вспыхнула в нем с новой силой.

- Это надо же было так наклюкаться…

- Я в обморок хлопнулась, да?

- Точно, - хорошо, что в темноте не видно, как исказила его лицо кривая ухмылка. Подумать только, какая невероятная удача! Даже и придумывать ничего не пришлось — все объяснения неожиданному провалу в памяти Берта подобрала сама.

- Как хорошо, что ты вернулся. Я с ума сошла, ожидая.