У Сергея Алексеевича Поповкина впервые со времени возбуждения дела об убийстве Ульяны Карелиной появилось хорошее предчувствие. Версий было много, но ни одна до сих пор не обросла надежными уликами и не разбухла до объема основной, годной, серьезной версии. Лично ему по-настоящему не нравилась ни одна, в каждой чего-то не хватало. По правде говоря, ему не давала покоя только невеста Виталия Житко Анна Антипова. И даже не потому, что она когда-то работала в пресс-службе областной думы под началом Марьяны Карелиной и ушла с престижной работы без всякой видимой причины. Оперативники не могли установить место пребывания женщины на момент совершения преступления. В офисе она заявила, что отправляется к клиенту заключать договор, но на самом деле нигде не была и никакого договора ни с кем не заключила. Телефон оставила на рабочем столе, что для делового человека абсолютно недопустимо. И никаких объяснений на этот счет не дала. Оперативникам, проводившим проверку алиби, заявила, что забыла, что делала в тот день, потому как это просто день, ничем не отличающийся от других. Она лгала, лгала неумело и топорно, и Сергею Алексеевичу это не нравилось.
Все необходимые экспертизы уже были сделаны и мало что дали. Преступник задушил Ульяну не голыми руками, а с помощью какой-то материи, но в квартире ее обнаружено не было, очевидно, он унес ее с собой. Материалы с единственной камеры видео-наблюдения были отработаны досконально и также ничем помочь не смогли. Во двор въезжали машины жильцов, заходили старушки, школьники, гости домохозяек. Никто из них не годился на роль убийцы. Второй вход во двор изначально тоже был оснащен видеокамерой, но потом – уже давно – камера вышла из строя, и никто не удосужился заменить ее на новую. Убийца либо знал об этом обстоятельстве, либо зашел во двор с пешей стороны, потому что ему так было удобно, вообще не подумав о возможном видеонаблюдении. Анализ отпечатков пальцев давал мало: Марьяна подтверждала, что каждый из людей, кто их оставил, имел доступ в ее дом с ее согласия. Отец, оба бывших мужа, сестра. Эти следы были четкими. Были и другие, смазанные, но идентифицировать их не представлялось возможным. Эта стерильность Сергею Алексеевичу очень не нравилась, потому что создавала полное ощущение, что в доме поработал серьезный профессионал. Но версия, что убийце нужна была флэшка, не нашла своего подтверждения еще на первоначальном этапе следствия, и возвращаться к ней пока не имело смысла. Если только за этой флэшкой не охотился кто-то еще, о ком Сергею Алексеевичу ничего не было известно. Поповкин продолжал отдавать поручения оперативникам, допрашивал свидетелей, но больше все-таки ждал, когда преступник совершит ошибку. И он ее совершил, попытавшись взорвать «Мерседес». Так же стерильно тут все произойти не могло. Преступник должен был где-то приобрести необходимый набор для изготовления взрывного устройства, вступить в отношения с продавцами, неизбежно оставив при этом какие-то следы. И если этот путь не приведет к преступнику в ближайшее время, значит, тот имеет серьезный, глубоко законспирированный канал поставки оружия, и придется заключить, что работал все-таки профессионал. И Сергею Алексеевичу необходимо будет взглянуть на все это дело с другой стороны.
Каждая тротиловая шашка имеет свой идентификационный номер, вернее, он ставится на каждой небольшой партии шашек (например, упаковке), и одна и та же комбинация цифр принадлежит нескольким брикетам. К сожалению, единой российской базы о параметрах изымаемого у преступников оружия нет. И узнать о том, изымались ли уже шашки с таким же идентификационным номером, не представлялось возможным. Потому первое, что сделал Поповкин, – это направил запрос на завод-изготовитель о предоставлении информации по изделию с искомым номерным кодом. Ответ вряд ли будет исчерпывающим, но это будет ниточка, за которую можно потянуть. Сергей Алексеевич собрал оперов и зарядил на поиск любой информации о задержаниях торговцев оружием: где, кого и когда. А также на поиск в Интернете предложений по продаже самодельных взрывных устройств или их компонентов и составных частей. Ребята потихоньку стаскивали в кабинет новую информацию, работа оживилась.
После ночного происшествия у Марьяны состоялся с бывшим мужем серьезный разговор. Миша откровенно паниковал и постоянно нагнетал обстановку. Он то бормотал о несостоятельности следствия, то устраивал одиночные митинги, посвященные беспомощности правоохранительной системы в целом. Марьяну его бесконечное ворчание стало утомлять. Когда она говорила об этом, Миша становился в позу.
– В чем я не прав? Ответь, приведи доводы, обоснуй! – восклицал он. – Сколько уже прошло времени со смерти Ули? И что? Если этот следователь у них считается лучшим, могу представить, что такое остальные! Они не ищут убийцу, Маша!
– Почему ты так считаешь? – возражала Марьяна. – Если тебе не докладывают о ходе следствия, то ведь и не обязаны. Да и права такого не имеют.