Чужая истина. Книга вторая

Эйден заорал во всю силу лёгких, заменяя злобой недостающую отвагу. И двинулся вперёд, отклоняя рукой ревущее пламя, как трепещущий на ветру занавес. Он уже делал так когда-то, в промёрзшем лесу Эссефа, днями напролёт отгоняя наседавших волков, и распалив до небес старую дубраву. С тех пор подобного не удавалось и близко, и он уж надеялся, что не придётся повторять никогда. Уже отойдя от пожара на полсотни шагов, Эйден почувствовал, как Мейбл, руку которой он весь этот путь крепко держал, дёрнулась, будто снова решив вырываться. Он обернулся, взвинченный до крайности, с намерением как следует наподдать. Заметил подростка, скачущего рядом, с лихо изогнутой саблей в руке. Тот взмахнул клинком, неловко и неумело, но сильно, от самого плеча, едва не зацепив обоих. Восстановить равновесие не успел, получил тростью сбоку по шее, потом, уже на земле, ещё и ещё, пока не перестал закрываться. Эйден нашарил в темноте переулка Мэйбл, поднял на ноги, но та только лепетала что-то, пьяно подвывая, неспособная идти. Он взвалил девушку на плечо, привычно и уверенно, совсем как мешок с зерном, и похромал прочь.

Глаза немного отошли от ярких всполохов пожара, во взгляде поубавилось вездесущей, перекрывающей мир зелени. Облака рассеяло и разметало по небу, луна светила ярко, становились всё лучше заметны россыпи мелких далёких звёзд. Остановившись, наконец, передохнуть у широкого съезда к ручью, Эйден осторожно уложил Мэйбл на брусчатку. Думая, что смог, почти дошёл, почти донёс, он так ничего и не сказал. Вглядевшись в её лицо здесь, при лунном свете, он понял, что всё же недонёс. Девушка была мертва. Её грудь не вздымалась даже немного, глаза не были закрыты, а, закатившись, запылённо и мутно таращились вбок. Он тяжело осел рядом, ощутив всю усталость, все раны, ожоги и ушибы разом. Садясь, Эйден зацепил брусчатку остриём стилета, всё ещё торчавшим с задней стороны бедра, тот чуть двинулся в ноге, выходя, напоминая о себе вспышкой боли.

— Ну и что же ты? — Спросил он вслух, громко, с явным укором. — Как угораздило?

Подумав секунду, он повернул её набок, толкая рукой хрупкое голое плечо. На девичьей спине зияла огромная рубленая рана, длиной почти в две ладони, наискось пересекающая позвоночник.

— Сраный саблист… — проговорил он уже тише, переворачивая тело обратно, чтобы не видеть рассечённых костей, и дивясь, как она не развалилась надвое у него на плече.

Эйден только теперь ощутил, как холодит залитую её кровью спину, как мерзко липнут к телу пропитанные его кровью штаны. Посмотрел на руки, чёрные, бурые, в копоти и, конечно, крови. Лунного света хватало, чтобы видеть подсыхающие разводы. Он бессознательно попытался вытереть их о не менее грязную рубаху, о скользкую кожаную жилетку. Снова склонился к Мэйбл, погладил красивое, разбитое им же лицо, прижался ко лбу, поцеловал легонько, почти не касаясь. Расселся поудобнее, глядя на звёзды и редкие тучи, кажущиеся чёрными ямами в ночном небе. Отдышался, наконец, толком.

Мелким грибным ножиком спорол штанину почти у самого паха, оглядел сочащуюся чёрной кровью рану, закупоренную пока жалом стилета. Укол, надо заметить, оказался для него весьма удачным, насколько вообще могла считаться удачей сквозная дыра в ноге. Если бы были задеты крупные сосуды — он бы не успел покинуть особняк. Если бы клинок имел лезвия, не был бы исключительно колющей пикой, края прокола разошлись бы шире от ходьбы и прочего. Эйден кашлянул, сплюнул и одним движением вытащил злосчастную «рапиру», длиной дюймов в двенадцать. Хрипя, но не отвлекаясь, не медля, крепко перевязал рану только отрезанной штаниной. Припоминая при этом все несчастья, выпавшие на эту ногу, все старания и труды, уделённые её заживлению. Вертя под серебристо-блеклым лунным светом стилет, он снова взглянул на его бывшую хозяйку, цокнул, горько и укоризненно, покачал головой. Провёл грязным пальцем по стальной грани клинка, осторожно лизнул металл, прислушиваясь к ощущениям. Алхимик не мог не заметить терпко-горький привкус, лёгкое пощипывание на языке, подозрительно яркое послевкусие… Стилет мог быть отравлен. Более того, зная Мэйбл, он не мог не быть таковым.

— Да ещё и нёбо чутка немеет… — поделился он с ней доверительно, будто ожидал признания или извинений. — Прокляла, говоришь, как смогла?

Неподалёку, где-то в стороне, во втором этаже ближайшего дома, скрипнул ставень. Эйден заметил, как чья-то голова мелькнула в окне и исчезла, втянувшись в темноту. Этот район почти не тронули разрушения, и, по крайней мере в ночи, он казался совершенно пристойным. А он смотрелся здесь весьма дико. Кровь, рвань, полуголая мёртвая девушка в собеседниках…

— Что ж, пойдём тогда. Негоже тут… так. Не по-людски.