Чужая истина. Книга вторая

Эйден хотел было нести её на руках, перед собой, но понял, что не осилит. Чувствуя за собой некоторую вину, снова вскинул тело на плечо, будто мешок зерна, и побрёл вниз по склону, опираясь на трофейную стальную трость, с заткнутым за пояс трофейным клинком. Другой бы, скорее всего, потерял голову от боли, утратил последние силы, и завалился у обочины, дожидаясь своей судьбы и утра. Но Эйден и раньше хорошо переносил боль, и, пожалуй, ещё лучше умел шагать. Так он думал сам о себе, подбадривая, отвлекая, отирая иногда лицо о её платье, волнуемое ветром. И снова считал шаги.

Сил хватило тысячи на три, точнее было не сказать. Последние пару минут он шлёпал по руслу ручья, набрав в сапоги воды и заворожённо глядя в трепещущий, полный живых бликов поток. Корявые ивы, в жидкой темноте ночи казавшиеся лохматыми великанами, тихо шептали у самого уха, едва касаясь плетями ветвей. Пройдя место, где они росли особенно густо, Эйден вышел к старой ольхе, выделявшейся здесь ростом и статью. Прямо у ольхи было подходящее место, невысокий каменистый яр, крутой бережок по пояс, поднимавшийся над широким мелким руслом. Здесь можно было сработать хорошую могилку. Сухо, но у красивого ручья, повыше, но в приятном тенёчке. Он зажёг припасённую свечу пальцами, представил, как должно выглядеть это место днём, под солнцем. Уж наверняка не хуже, чем сейчас. И стал копать. Клинком и тростью вороша каменистую почву, обивая и обрушивая вниз края ямы, выгребая осыпавшееся руками, точно барсук лапами, Эйден припоминал, сколько уже могил ему пришлось вырыть на своём недолгом веку. В хвоистой глине Колючих холмов, в пыльных рощицах под Кумруном, в жирном чернозёме вырубленных лесов, у самой границы Мидуэя. И ту, первую, при Окдлоу, после одноимённой битвы. Под того здоровяка-мечника пришлось немало копать в длину, но земля там была мягкая, влажная. В сущности — грязь. Там он не дал подбросить в его яму пару других бедолаг. Почему-то решил, что это было бы неуважением, даже кощунством. Тот мужик, честный и щедрый, ведь не пожалел меча, заслужил право лежать в своей собственной могиле, пусть и неподалёку от сотен прочих.

— Эта, пожалуй, будет сотой. — Обратился он к Мэйбл. Та, конечно, молчала. — Сотня могил, или где-то около того. Вот столько мне довелось копать. Но эта, поверь мне, хороша. Даже лучше, чем у сержанта Флемминга, а уж для него мы с ребятами расстарались.

Эйден болтал всё больше. Забрасывая землёй непривычно бледное теперь лицо — он уже вовсе не замолкал. Трясло от страха, от злости и даже от прорывающегося временами хохота. Снова накинув жилетку, снятую во время работы, Эйден почувствовал холод в боку. Вытащил из кармана тугие плоские комочки, покрытые шершавым инеем. Три лягушки, что он взял из шкатулки в комнате Мэйбл, всё ещё были глубоко проморожены, тверды, как стекло, и холодны так, что немели пальцы. Удивительно. Он прихватил одну поудобнее и зашвырнул вдоль ручья, хохоча визгливо и неприятно. Окаменевшая лягушка прыгала по воде «лягушечкой».

Местный лесок не был похож на вековой бор Эссефа, не больше, чем местные же звонкие горные речушки на полноводную, мощную и угрюмую Севенну. Идти, даже ночью, было бы не трудно. Да ещё при яркой луне, да посуху… Он месяцами бродил в несравнимо более суровых землях, и выходил, где хотел, и всегда держал направление. Но сейчас спотыкался. Редкие жухлые стебли одичавшей ржи путали ноги. Естественный, живой рельеф редколесья сменило старое поле. Эйден постоял, осмотрелся. Да, он всегда держал направление, вот только не всегда знал — куда.

Через борозды, плешиво поросшие сорняком, оступаясь на старых, неразбитых земляных комьях, он шёл прямо, не сворачивая и не выбирая дороги. Впереди показались ряды деревьев. Неровные, увечные, странно угловатые, они вдруг напомнили ему колонны солдат. Ветром с садов потянуло гарью, несвежим, но огромным пепелищем. Владения фаима Лонго. То, что от них осталось, после дерзкого налёта сардийцев. Дальше, меж заброшенным садом и заросшим полем, виднелись обгоревшие остовы домов, амбаров. Недвижимые и немые, всеми оставленные, ненужные, будто севшие на мель корабли. Эйден пошёл туда, не подозревая зачем. Что-то тянуло, влекло, звало его.